(1)Гимназист VII класса Егор Зиберов милостиво подаёт Пете Удодову руку. (2)Петя, двенадцатилетний мальчуган в сером костюмчике, пухлый и краснощёкий, с маленьким лбом и щетинистыми волосами, расшаркивается и лезет в шкап за тетрадками. (3)Занятие начинается.

(4)Согласно условию, заключённому с отцом Удодовым, Зиберов должен заниматься с Петей по два часа ежедневно, за что и получает шесть рублей в месяц — готовит он его во II класс гимназии.

— (5)Ну-с... — начинает Зиберов, — Вам задано четвёртое склонение. Склоняйте fructus!

(6)Петя начинает склонять.

— (7)Опять вы не выучили! — говорит Зиберов, вставая. — (8)В шестой раз задаю вам четвёртое склонение, и вы ни в зуб ногой! (9)Когда же, наконец, вы начнёте учить уроки?

— (10)Опять не выучил? — слышится за дверями кашляющий голос, и в комнату входит Петин папаша, отставной губернский секретарь Удодов. — (11)Опять? (12)Почему же ты не выучил? (13)Ах ты, свинья, свинья! (14)Верите ли, Егор Алексеич? (15)Ведь и вчерась порол!

(16)И, тяжело вздохнув, Удодов садится около сына и подсматривает в истрёпанный учебник Кюнера. (17)Зиберов начинает экзаменовать Петю при отце. (18)Пусть глупый отец узнает, как глуп его сын! (19)Гимназист входит в экзаменаторский азарт, ненавидит, презирает маленького краснощёкого тупицу, готов побить его. (20)Ему даже досадно делается, когда мальчуган отвечает впопад — так опротивел ему этот Петя!

— (21)Вы даже второго склонения не знаете! (22)Не знаете вы и первого! (23)Вот вы как учитесь! (24)Ну, скажите мне, как будет звательный падеж от meus filius (мой сын (лат.))?

— (25)От meus filius? (26)Meus filius будет... это будет...

(27)Петя долго глядит в потолок, долго шевелит губами, но не даёт ответа.

— (28)А как будет дательный множественного от dea (богиня (лат.))?

— (29)Deabus... filiabus! — отчеканивает Петя.

(30)Старик Удодов одобрительно кивает головой. (31)Гимназист, не ожидавший удачного ответа, чувствует досаду.

— (32)А ещё какое существительное имеет в дательном abus? — спрашивает он. (33)Оказывается, что и «anima — душа» имеет в дательном abus, чего нет в Кюнере.

— (34)Звучный язык латинский! — замечает Удодов. — (35)Алон… трон… бонус… антропос… (36)Премудрость! (37)И всё ведь это нужно!

— говорит он со вздохом.

(38)«Мешает, скотина, заниматься... — думает Зиберов. — (39)Сидит над душой тут и надзирает. (40)Терпеть не могу контроля!»

 

— (41)Ну-с, — обращается он к Пете. — (42)К следующему разу по латыни возьмёте то же самое. (43)Теперь по арифметике... (44)Берите доску. (45)Какая следующая задача?

(46)Петя плюёт на доску и стирает рукавом. (47)Учитель берёт задачник и диктует:

— «Купец купил 138 аршин чёрного и синего сукна за 540 рублей. (48)Спрашивается, сколько аршин купил он того и другого, если синее стоило 5 рублей за аршин, а чёрное 3 рубля?» (49)Повторите задачу.

(50)Петя повторяет задачу и тотчас же, ни слова не говоря, начинает делить 540 на 138.

— (51)Для чего же это вы делите? (52)Постойте! (53)Впрочем, так… продолжайте. (54)Остаток получается? (55)Здесь не может быть остатка. (56)Дайте-ка я разделю!

(57)Зиберов делит, получает 3 с остатком и быстро стирает. (58)«Странно… — думает он, ероша волосы и краснея. — (59)Как

же она решается? (60)Гм!.. (61)Это задача на неопределённые уравнения, а вовсе не арифметическая…»

(62)Учитель глядит в ответы и видит 75 и 63.

«(63)Гм!.. странно… (64)Сложить 5 и 3, а потом делить 540 на 8? (65)Так, что ли? (66)Нет, не то».

(67)Решайте же! — говорит он Пете.

— (68)Ну, чего думаешь? (69)Пустяковую задачу решаешь! — говорит Удодов Пете. — (70)Экий ты дурак, братец! (71)Решите уж вы ему, Егор Алексеич,

(72)Егор Алексеич берёт в руки грифель и начинает решать. (73)Он заикается, краснеет, бледнеет.

— (74)Эта задача, собственно говоря, алгебраическая, — говорит он.

— (75)Её с иксом и игреком решить можно. (76)Впрочем, можно и так решить. (77)Я, вот, разделил… понимаете? (78)Теперь, вот, надо вычесть… понимаете? (79)Или, вот что… (80)Решите мне эту задачу сами к завтраму… (81)Подумайте…

(82)Петя ехидно улыбается. (83)Удодов тоже улыбается. (84)Оба они понимают замешательство учителя.

 

(По А.П. Чехову*)

* Антон Павлович Чехов (1860-1904) – русский писатель, классик мировой литературы, врач и общественный деятель.

---

(1)Девочку с удлинёнными зеленовато-серыми глазами и худеньким бледно-смуглым лицом прозвали Сфинксом. (2)В гимназию её привозили всегда в шикарной пролётке, запряжённой парой породистых лошадей. (3)В классе обыкновенно недолюбливают важных, богатых гимназисток. (4)Но Сфинкса даже и не могли не любить. (5)Смуглая девочка держала себя настолько корректно и изысканно с подругами, что к ней и придраться было нельзя. (6)Она готова была оказать массу мелких услуг, которые так ценятся подростками. (7)Сфинкс выручала не раз ближайших своих соседок по парте, подсказывая им ответы на уроках. (8)Помогала писать подругам внеклассные домашние сочинения по иностранным языкам, поправляла арифметические задачи. (9)И всё это делалось ею без всякого усилия, свободно, просто, мило и легко. (10)Училась она лучше всех в классе. (11)Но не замечательная память, не удивительная способность к языкам привлекали всеобщее внимание к Нине, а нечто совсем иное. 

(12)Нина была Сфинкс! (13)Нина была загадка! (14)Никто не знал частной, домашней жизни этой пятнадцатилетней девочки. (15)Не знали, есть ли у неё родные – мать, отец, братья, сёстры; не знали, как она проводит время вне классных занятий, как течёт её жизнь дома, какова её семья. (16)Она держала себя в стороне от подруг и никогда не вступала ни с кем в длинные откровенные разговоры. 

(17)Словом, Нина Махровая была Сфинкс. 

(18)Учитель немецкого языка предупредил заранее, ещё на прошлом уроке, что классная задача будет не из лёгких, но что «взрослому» пятому классу нечего бояться трудной темы, так как каждая из девиц, наверное, знает как «Отче наш» Шиллера и его влияние на современников. 

(19)Наступил злополучный день. (20)К немецкому уроку многие не явились. (21)Никогда за весь год не насчитывалось столько заболевших в пятом классе, как в это утро. (22)У тех же, которые предпочли явиться в класс, глаза тревожно поблёскивали от одного ожидания рокового часа. 

(23)Одна Нина Махровая оставалась спокойной. (24)Её глаза излучали обычный тихий свет, на матово-смуглом лице не было ни тени румянца – первого признака волнения. 

— (25)Счастливица! — с плохо скрытой завистью шептали одноклассницы. — (26)Что ей письменная работа! (27)Один пустой звук! (28)Подготовлена она прекрасно, языки знает на славу. (29)Богачка! (30)Известное дело, родители могли дать какое угодно воспитание! (31)Миллионеры! 

(32)А Сфинкс, и не подозревавшая всех этих мыслей, рождённых её скромной, молчаливой особой, спокойно сидела на своём месте с раскрытой тетрадкой и готовой к работе ручкой. 

(33)С первым звуком колокольчика в класс вошёл учитель. 

— (34)Ну как дела? — шутливо осведомился он у класса. (35)Девочки дружно промолчали в ответ. (36)Уныние уже успело свить себе прочное гнёздышко в этих молоденьких душах. 

(37)Немец громко прочёл заданную тему. (38)Теперь оставалось только писать. (39)Скрепя сердце девочки принялись за работу. (40)Рядом со Сфинксом сидела Саша Роговцева, у которой о Шиллере не сохранилось положительно никакого воспоминания. (41)Нина Махровая писала да писала своим мелким, как бисер, почерком букву за буквой, строку за строкой. (42)Нина писала, Саша грызла перо и смотрела на соседку злыми, завистливыми глазами. 

— (43)Махровая! — неожиданно чуть слышным шёпотом обратилась к Нине Саша. — (44)Послушайте… (45)Сфинкс, если бы вы захотели мне немного помочь…

(46)Махровая подняла голову и взглянула на Сашу: 

— Что? 

— (47)Помогите, умоляю, написать сочинение, Сфинкс! 

— (48)Помочь нельзя. (49)Дайте я напишу за вас, а вы перепишете. 

(50)Сфинкс откладывает свой наполовину исписанный листок в сторону, незаметно вынимает из парты новый и пишет, пишет... 

— (51)Вот! (52)Переписывайте скорее!

(53)После урока Саша ещё раз подошла к Нине: 

— Благодарю вас, вы спасли меня, Сфинкс! 

(54)Нина посмотрела на соседку глубоким, серьёзным взором. 

— (55)Как жаль, — сказала она, отчеканивая каждое слово, — как жаль, что оправданием вашему спасению служат ложь и обман! 

— (56)Что? 

— (57)Ну да, ведь мы преисправно обманули господина Шталя. (58)А разве это красиво? (59)Хотите, я буду заниматься с вами по немецкому языку? 

(60)Саша смутилась от неожиданности. (61)Хотела отказаться, но подумала и тихонько прошептала: 

— Да, если это вас не затруднит! 

— (62)В таком случае приходите завтра ко мне, и мы вместе приготовим следующий немецкий урок.

 

(По Л.А. Чарской*)

* Лидия Алексеевна Чарская (1875-1937) – русская детская писательница, актриса.

---

(1)Артур Грэй родился капитаном, хотел быть им и стал им. (2)Его семья принадлежала к высшему обществу, была богата. (3)Родители потакали всем желаниям своего единственного сына. (4)Мальчик любил играть один на задних дворах замка. (5)Эти обширные пустыри, с остатками высоких рвов, с заросшими мхом каменными погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника и скромно­ пёстрых диких цветов. (6)Грэй часами оставался здесь, исследуя норы кротов, сражаясь с бурьяном, подстерегая бабочек и строя из кирпичного лома крепости, которые бомбардировал палками и булыжником. 

(7)Ему шёл уже двенадцатый год, когда все намёки его души, все разрозненные черты духа и оттенки тайных порывов соединились в одном сильном моменте и стали неукротимым желанием. (8)Это случилось в библиотеке.

(9)Когда дух исследования заставил Грэя проникнуть туда, его поразил пыльный свет, вся сила и особенность которого заключалась в цветном узоре верхней части оконных стёкол. (10)Тишина покинутости стояла здесь, как прудовая вода. (11)Тёмные ряды книжных шкафов местами примыкали к окнам, заслонив их наполовину, между шкафов были проходы, заваленные грудами книг. (12)Там – раскрытый альбом с выскользнувшими внутренними листами; там – свитки, перевязанные золотым шнуром, стопы книг угрюмого вида, толстые пласты рукописей, насыпь миниатюрных томиков, трещавших, как кора, если их раскрывали; здесь — чертежи и таблицы, ряды новых изданий, карты, разнообразие переплётов, грубых, нежных, чёрных, пёстрых, синих, серых, толстых, тонких, шершавых и гладких. (13)Шкафы были плотно набиты книгами. 

(14)Обернувшись к выходу, Грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки. (15)Картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала. (16)Струи пены стекали по его склону. (17)Он был изображён в последнем моменте взлёта. (18)Корабль шёл прямо на зрителя. (19)Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы. (20)Пена летела в воздух. (21)Паруса, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. 

(22)Но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на палубе спиной к зрителю. (23)Она выражала всё положение, даже характер момента. (24)Поза человека (он расставил ноги, взмахнув руками) заставляла предполагать крайнюю напряжённость внимания, обращённого к чему-то па палубе, невидимой зрителю. (25)Завёрнутые полы его кафтана трепались ветром; богатство костюма выказывало в нём капитана, танцующее положение тела – взмах вала; он был, видимо, поглощён опасным моментом и кричал – но что? (26)Видел ли он, как валится за борт человек, приказывал ли повернуть на другой галс или, заглушая ветер, звал боцмана? 

(27)Не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе Грэя, пока он рассматривал картину. (28)Вдруг показалось ему, что слева подошёл, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. (29)Грэй знал это. (30)Но он не погасил воображения, а прислушался. (31)Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку. (32)Всё это Грэй слышал внутри себя. (33)Он осмотрелся: мгновенно вставшая тишина рассеяла звучную паутину фантазии; связь с бурей исчезла. 

(34)Грэй несколько раз приходил смотреть на эту картину. (35)Она стала для него тем нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя. (36)В маленьком мальчике постепенно укладывалось огромное море.

 

(По А. Грину*)

* Александр Грин (настоящее имя – Александр Степанович Гриневский; 1880-1932) – русский советский писатель, поэт, создатель вымышленной страны, в которой происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных романтических книг – «Бегущая по волнам» и «Алые паруса».

---

(1)Кажется, я был в пятом классе, когда у нас появились сразу несколько новых молодых учителей, только что вышедших из университета. (2)Одним из первых появился Владимир Васильевич Игнатович – учитель химии. (3)Это был молодой человек, только что с университетской скамьи, с чуть заметными усиками, маленького роста, с пухлыми розовыми щеками, в золотых очках. (4)Говорил он голосом, в котором звучали тонкие, как будто детские, нотки. (5)В классе несколько робел, и лицо его часто заливал застенчивый румянец. (6)Новый учитель обращался с нами вежливо, преподавал старательно, заданное спрашивал редко, к отметкам выказывал пренебрежение, уроки объяснял, как профессор, читающий лекцию. 

(7)Первым результатом его системы было то, что класс почти перестал учиться. (8)Вторым то, что ему порой начали слегка грубить. (9)Бедный юноша, приступавший к нам с идеальными ожиданиями, вынужден был расплачиваться за общую систему, которая вносила грубость и цинизм. (10)Впрочем, это было недолго. (11)Однажды, когда класс шумел и Игнатович напрасно надрывал свой мягкий голосок, одному из нас показалось, будто он назвал нас стадом баранов. (12)Другие учителя очень часто называли нас стадом баранов, а порой и хуже. (13)Но то были другие. (14)Они были привычно грубы, а мы привычно покорны. (15)Игнатович же сам приохотил нас к другому обращению.

(16)Один из учеников, Заруцкий, очень хороший, в сущности, малый, но легко поддававшийся настроениям, встал среди шумевшего класса.

— (17)Господин учитель, — сказал он громко, весь красный и дерзкий. — (18)Вы, кажется, сказали, что мы стадо баранов. (19)Позвольте вам ответить, что… в таком случае…

(20)Класс вдруг затих так, что можно было слышать пролетевшую муху. 

— (21)Что в таком случае… вы сами баран…

(22)Стеклянные колбочки, которые держал в руках Игнатович, звякнули. (23)Он весь покраснел, лицо его как-то беспомощно дрогнуло от обиды и гнева. (24)В первую минуту он растерялся, но затем ответил окрепшим голосом:

— Я этого не говорил… (25)Вы ошиблись…

(26)Простой ответ озадачил. (27)В классе поднялся ропот, значение которого сразу разобрать было трудно, и в ту же минуту прозвенел звонок. (28)Учитель вышел; Заруцкого окружили. (29)Он стоял среди товарищей, упрямо потупившись и чувствуя, что настроение класса не за него. (30)Сказать дерзость учителю, вообще говоря, считалось подвигом, и если бы он так же прямо назвал бараном одного из «старых», то совет бы его исключил, а ученики проводили бы его горячим сочувствием. (31)Теперь настроение было недоуменно-тяжёлое, неприятное.

— (32)Свинство, брат! — сказал кто-то.

— (33)Пусть жалуется в совет, — угрюмо ответил Заруцкий.

(34)Для него в этой жалобе был своего рода нравственный выход: это сразу поставило бы нового учителя в один ряд с учителями старыми и оправдало бы грубую выходку.

— (35)И пожалуется! — сказал кто-то.

— (36)Конечно! (37)Думаешь, спустит?

(38)Этот вопрос стал центром в разыгравшемся столкновении. (39)Прошло два дня, о жалобе ничего не было слышно. (40)Прошёл день совета… (41)Признаков жалобы не было.

(42)На следующий урок химии Игнатович явился несколько взволнованный; лицо его было серьёзно, глаза чаще потуплялись, и голос срывался. (43)Видно было, что он старается овладеть положением и не вполне уверен, что это ему удастся. (44)Сквозь серьёзность учителя проглядывала обида юноши, урок шёл среди тягостного напряжения. (45)Минут через десять Заруцкий, с потемневшим лицом, поднялся с места. (46)Казалось, что при этом на своих плечах он поднимает тяжесть, давление которой чувствовалось всем классом.

— (47)Господин учитель… — с усилием выговорил он среди общей тишины.

(48)Веки у молодого учителя дрогнули под очками, лицо всё покраснело. (49)Напряжение в классе достигло высшего предела.

— (50)Я… прошлый раз… — начал Заруцкий глухо.

(51)Затем, с внезапной резкостью, он закончил:

— Я извиняюсь.

(52)И сел с таким видом, точно сказал новую дерзость. (53)Лицо у Игнатовича посветлело, хотя краска залила его до самых ушей. (54)Он сказал просто и свободно:

— Я говорил уже, господа, что баранами никого не называл.

(55)Инцидент был исчерпан. (56)В первый ещё раз такое столкновение разрешилось таким образом. (57) «Новый» учитель выдержал испытание. (58)Мы были довольны и им, и – почти бессознательно – собою, потому что также в первый раз не воспользовались слабостью этого юноши, как воспользовались бы слабостью кого-нибудь из «старых». (59)Самый эпизод скоро изгладился из памяти, но какая-то ниточка своеобразной симпатии, завязавшейся между новым учителем и классом, осталась.

 

(По В.Г. Короленко*)

* Владимир Галактионович Короленко (1853-1921) – русский писатель, журналист, публицист, общественный деятель.

---

(1)Через несколько дней дед сказал мне:

— Ложись сегодня раньше. (2)Чуть свет разбужу, в лес пойдём за дровами…

— (3)А я – травок пособираю, — заявила бабушка.

(4)Лес, еловый и берёзовый, стоял на болоте, верстах в трёх от слободы. (5)Обилен сухостоем и валежником, над его мягкой щетиной чёрным шатром высоко поднималась сосновая чаща.

(6)Вот и мы трое идём на рассвете по зелёно-серебряному росному полю. (7)Тёмною ратью двигается лес навстречу нам. (8)Крылатые ели как большие птицы; берёзы точно девушки. (9)Тёмной рукой бабушка срывает травы и рассказывает мне о целебных свойствах зверобоя, буквицы, подорожника, о таинственной силе папоротника, клейкого иван-чая, пыльной травы-плавуна.

(10)Дед рубит валежник, а я должен сносить нарубленное в одно место, но я незаметно ухожу в чащу, вслед за бабушкой, – она тихонько плавает среди могучих стволов и, точно ныряя, всё склоняется к земле, осыпанной хвоей.

(11)Ходит и говорит сама с собою. (12)Я иду за нею молча, осторожно, заботясь, чтобы она не замечала меня: мне не хочется мешать её беседе с травами, птицами, лягушками… (13)Но она видит меня.

— (14)Сбежал от деда-то?

(15)Она в лесу точно хозяйка и родная всему вокруг, – она ходит медведицей, всё видит, всё хвалит и благодарит. (16)От неё точно тепло течёт по лесу, и, когда мох, примятый её ногой, расправляется и встаёт, мне особенно приятно это видеть.

(17)Я привык считать бабушку существом высшим среди всех людей, самым добрым и мудрым на земле, а она неустанно укрепляла это убеждение. (18)Как-то вечером, набрав белых грибов, мы по дороге домой вышли на опушку леса; бабушка присела отдохнуть, а я зашёл за деревья: нет ли ещё гриба?

(19)Вдруг слышу её голос и вижу: сидя на тропе, она спокойно срезает корни грибов, а около неё, вывесив язык, стоит серая поджарая собака.

— (20)А ты иди, иди с глаз долой! — говорит бабушка.

(21)Мне очень захотелось приманить новую собаку. (22)Я выбежал на тропу, собака странно изогнулась, взглянула на меня зелёным взглядом голодных глаз и прыгнула в лес, поджав хвост. (23)Осанка у неё, вне всякого сомнения, была не собачья, и, когда я свистнул, она дико бросилась в кусты.

— (24)Видал? — улыбаясь, спросила бабушка. — (25)А я вначале опозналась, думала – собака, гляжу – ан клыки-то волчьи, да и шея тоже! (26)Испугалась даже: ну, говорю, коли ты волк, так иди прочь! (27)Хорошо, что летом волки смиренны, что не нападают серые на людей…

(28)Я стал почти каждый день просить бабушку:

— Пойдём в лес!

(29)Она охотно соглашалась. (30)И так мы прожили всё лето, до поздней осени, собирая травы, ягоды, грибы и орехи.

(31)Она никогда не плутала в лесу, безошибочно определяя дорогу к дому. (32)По запахам трав она знала, какие грибы должны быть в этом месте, какие – в ином, и часто экзаменовала меня.

— (33)А какое дерево рыжик любит? (34)А как ты отличишь хорошую сыроежку от ядовитой? (35)А какой гриб любит папоротник?

(36)По незаметным царапинам на коре дерева она указывала мне беличьи дупла, я влезал на дерево и опустошал гнездо зверька, выбирая из него запасы орехов; иногда в гнёздах их было фунтов до десяти…

(37)Лес вызывал у меня чувство душевного покоя и уюта; в этом чувстве исчезали все мои огорчения, забывалось неприятное, и в то же время у меня росла особенная настороженность ощущений: слух и зрение становились острее, память – более чуткой, вместилище впечатлений – глубже.

 

(По М. Горькому*) 

* Максим Горький (настоящее имя – Алексей Максимович Пешков; 1868-1936) – великий русский писатель, драматург.

---

(1)Майское солнце греет жарко. (2)Синее море улыбается ласковой, доброй улыбкой и тихо-тихо поёт, словно любящая мать, укачивающая своё дитя в колыбели. (3)Небо голубеет в промежутке кружевных кустов. (4)Всюду разливается чистая, радостная весенняя ласка. (5)Лидианка в широкой домашней блузке из муслина сидит в беседке, на высоком диванчике, сплошь усыпанном воздушно-лёгкими опавшими цветами акации, и зубрит, зубрит, зубрит...

(6)Завтра последний экзамен. (7)После этого экзамена она уже не гимназистка больше. (8)Она свободная гражданка из южного города, хозяйка крошечного домика с садом и беседкой, дочь своего папы, и только.

(9)Лидианка совсем измучилась. (10)На подготовку дано только два дня.

(11)Ну в крайнем случае можно прибавить и одну ночь тоже. (12)Куда ни шло, выспится и по окончании экзамена. (13)Только бы папочка не огорчился! (14)Добрый, заботливый! (15)Он так печётся о своей большой дочурке! (16)И живёт только для неё одной. (17)И по урокам бегает ради неё с утра до вечера, зарабатывая в поте лица музыкой свои жалкие гроши. (18)Милый, дорогой папочка! (19)О, если бы Лидианка заботилась о нём так же, как и он о ней, добрый, милый папочка был бы очень счастлив!

(20)Внезапный порыв овладевает, как буря, душой Лидианки. (21)Корнель, Расин и все прочие гении Франции забыты на минуту. (22)Лидианка птичкой вылетает из беседки, мчится по единственной аллее небольшого палисадника, влетает в переднюю деревянного особняка и кричит своим звонким голосом:

— Серафимушка! (23)А любимые папины баклажаны приготовили к обеду?

(24)Приоткрывается дверь. (25)В щель врываются волны пара, и среди них, точно древнегреческая пифия, показывается разрумяненная от кухонной жары женщина, повязанная платком.

— (26)Как же! (27)Как же, барышня! (28)И баклажаны будут, и камбала баринова любимая. (29)Всё, что заказывали. (30)Небось, не забыла…

(31)Снаружи, в палисаднике, визжит засов калитки, и почти одновременно с этим под окном мелькает белая фуражка.

— (32)Папочка вернулся! — и Лидианка стрелой вылетает в сад. —

(33)Папочка!

— (34)Лидуша!

(35)Собственно говоря, Лидианка – семнадцатилетняя Лидочка Хрущёва, дочь учителя музыки Павла Петровича, добрейшего из учителей в целом мире. (36)Павел Петрович вернулся сегодня особенно утомлённым. (37)И то сказать: среда для него – самый тяжёлый день! (38)Много частных уроков, кроме постоянных в гимназиях и пансионах. (39)Уже по усталой походке отца Лидианка видит, как ему трудно. (40)Несмотря на жару, лицо Хрущёва бледно от утомления. (41)Лидианка бросается к нему навстречу. (42)Берёт под руку, бережно ведёт к дому.

— (43)Отдохни, мои папочка, отдохни! — говорит она тихим, нежным голосом, усаживая его на террасе у стола, уже накрытого для обеда. (44)Павел Петрович глаз не сводит с дочери. (45)Целый мир любви глядит из этого взора. (46)Сколько самых разнородных ощущений наполняет в эти минуты сердце старика! (47)Она, Лидуша, – его гордость, его светлая, милая звёздочка. (48)Он может без боязни похвалиться ею. (49)Заботливая, любящая, прилежная, и уж любит его, старика, так любит! (50)Вот хоть бы сейчас! (51)У самой экзамен, трудный, важный, последний, а она о нём не забыла подумать и баклажаны даже его любимые заказала к обеду, и борщ с помидорами, и творожники с сыром!

(52)Измученный, с переутомленными, взвинченными от труда нервами, старик смотрит на свою девочку и не может достаточно налюбоваться ею. (53)Лидианка чувствует на себе добродушный взгляд отца, и ей становится так весело и хорошо на сердце.

— (54)Папочка! (55)Ты подумай только! (56)Завтра последний экзамен, а потом, потом… (57)Потом я уж не дам тебе так надрываться с твоими уроками, милый мой старенький папа! (58)Я сама буду давать их… (59)В гимназии малышей готовить. (60)Да! (61)Ах, вот мы славно тогда заживём с тобой!..

— (62)Ох уж эти экзамены! (63)Уж скорей бы конец! — с невольным вздохом вырывается из глубины души старого учителя. (64)И тут же он повторяет, разводя руками: 

— А как же будешь без них?! (65)Как знания проверять станешь? (66)Положительно, без подобного рода проверочных испытаний обойтись нельзя! (67)Как ты думаешь на этот счёт, Лидианка?

— (68)Ну конечно, нельзя, папочка! — отзывается милый голосок, такой свежий и чистый, такой бодрый и весёлый, что малейшая тревога о дочери мигом отпадает от сердца старика. «(69)Нет, она молодец, его дочурка! (70)Положительно, молодец!».

                                                                       

(По Л.А. Чарской*)

* Лидия Алексеевна Чарская (1875-1937) – русская детская писательница, актриса.

---

(1)Дымчатый кот проснулся и тёрся у ног. (2)В комнате густились тени ночи. (3)Они глядели из углов слепыми глазами. (4)Я чувствовал их. (5)Совы под потолком уже не было видно, только ряды книг ещё поблёскивали золотым тиснением.

(6)Вошёл старичок и зажёг лампу.

— (7)Ответа дожидается, с ими-то который пришёл, — сказал он.

(8)Я вспомнил о нашем дворнике Степане, который вызвался меня проводить. 

— (9)Позови сюда, — сказал дядя.

(10)У меня заиграло сердце: сейчас войдёт Степан и увидит всё. (11)«Разве он видал что-нибудь подобное?» – думал я. (12)Чтобы показать ему, что я здесь как дома, я перебежал к стенке, отставил ногу и облокотился на книги.

(13)Слышались осторожные шаги и покашливание. (14)Степан остановился в дверях и высунул голову. (15)Я заметил, как у него метнулись глаза, окинули полки и с почтением остановились на дяде. (16)Он прямо впивался в него, с благоговением слушая о какой-то переносной печке. (17)Но его левый глаз сильно косился на полки.

— (18)Да… — вспомнил дядя. — (19)Ты это давал ему книжки?

(20)Степан съёжился и искоса поглядел на меня.

— (21)Так… баловство-с… пустые сказки-с…

(22)Он оправдывался и продолжал коситься.

— (23)И брось их! (24)Любишь читать?

— (25)Я… конечно… ежели от скуки, обожаю…

(26)Дядя подумал и достал книгу.

— (27)Почитай, только не мажь.

(28)Надо было видеть Степана! (29)Он подался вперёд и вытянул руки, точно принимал благословение.

(30)Когда мы вышли на улицу, Степан сунул книгу за пазуху, в полушубок.

— (31)Что, Степан? — спрашивал я, забегая вперёд и заглядывая ему в лицо. — (32)Что, видел?

— (33)Видел, — ответил он. — (34)Откуда он их набрал?

— (35)А ну-ка, покажи, про что?

(36)Мы остановились у фонаря, и Степан вынул книгу.

— (37)«Издание… третье…» (38)Гм… (39)«С пор-тре-том, гра-ви-ро-ван-ным…»

(40)Степан посмотрел на меня, я на него.

— (41)Должно, учёная книга… — сказал он. — (42)Обязательно прочитаю.

(43)После ужина я забежал в кухню. (44)Разложив на столе полотенце и спустив руки на край стола, Степан читал при свете маленькой лампочки. (45)На лбу его сверкали капельки пота.

— (46)Что, Степан, интересно?

(47)Он поднял голову и шмурыгнул носом. 

— (48)Дюже хорошо! — сказал он, вздыхая. — (49)Про «Записки охотника»… (50)Тут про нашу хресьянскую жизнь сказано. (51)Так, что это прямо что-нибудь особенное!..

— (52)Ишь, весь стол захватил! — сказала кухарка. — (53)Карасин тратишь…

(54)Я сказал ей, что обязательно надо читать, – пусть она даже у дяди спросит. (55)Степан сдунул листок на другую сторону – он боялся замазать пальцами – и сказал:

— Это всё дикое необразование. (56)Книга надлежит для научного употребления, а карасин для света!

(57)Я с ним вполне согласился.

 

(По И.С. Шмелёву*)

* Иван Сергеевич Шмелёв (1873-1950) – русский писатель, мыслитель, публицист

---

(1)Та же Таня, та же прежняя деревенская Таня! (2)Она не испорчена, она, напротив, удручена этою пышною петербургскою жизнью, надломлена и страдает; она ненавидит свой сан светской дамы, и кто судит о ней иначе, тот совсем не понимает того, что хотел сказать Пушкин. (3)И вот она твёрдо говорит Онегину:

Но я другому отдана

И буду век ему верна.

(4)Кому же, чему же верна? (5)Каким это обязанностям? (6)Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина, и за которого вышла потому только, что её «с слезами заклинаний молила мать», а в обиженной, израненной душе её было тогда лишь отчаяние и никакой надежды, никакого просвета? (7)Да, верна этому генералу, её мужу, честному человеку, её любящему, её уважающему и ею гордящемуся. (8)Пусть её «молила мать», но ведь она, а не кто другой, дала согласие, она ведь, она сама поклялась ему быть честною женой его. (9)Пусть она вышла за него от отчаяния, но теперь он её муж, и измена её покроет его позором, стыдом и убьёт его. (10)А разве может человек основать своё счастье на несчастье другого? (11)Счастье не в одних только наслаждениях любви, а в высшей гармонии духа. (12)Чем успокоить дух, если позади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? (13)Ей бежать из-за того только, что тут моё счастье? (14)Но какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии? (15)Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. (16)И вот представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо, мало того – пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены, в любовь которой он верит слепо, хотя сердца её не знает вовсе, уважает её, гордится ею, счастлив ею и покоен. (17)И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого обесчещенного старика возвести ваше здание! (18)Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? (19)Вот вопрос. (20)И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастие, остаться навеки счастливыми? (21)Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с её высокою душой, с её сердцем, столь пострадавшим? (22)Нет.

 

(По Ф.М. Достоевскому*)

* Фёдор Михайлович Достоевский (1821-1881) – великий русский писатель и мыслитель.

---

(1)В дальнем конце сада стояла старая, заброшенная мельница. (2)Это было любимое место слепого. (3)Здесь он просиживал целые часы, прислушиваясь к говору сочившейся воды. (4)Теперь же он быстро ходил по дорожке с переполненным горечью сердцем, с искажённым от внутренней боли лицом. (5)Заслышав лёгкие шаги девушки, он остановился; Эвелина положила ему на плечо руку и спросила серьёзно: 

— Скажи мне, Пётр, что это с тобой? (6)Отчего ты такой грустный? 

(7)Быстро повернувшись, он опять зашагал по дорожке. (8)Девушка пошла с ним рядом. (9)Она поняла его резкое движение и его молчание и на минуту опустила голову.

(10)От усадьбы слышалась песня. (11)Молодой, сильный голос пел о любви, о счастье, о просторе, и эти звуки неслись в тишине ночи, покрывая ленивый шёпот сада… (12)Там были счастливые люди, которые говорили о яркой и полной жизни; она ещё несколько минут назад была с ними, опьянённая мечтами об этой жизни, в которой ему не было места. (13)Никогда ещё не было так трудно заговорить с ним, овладеть его настроением. (14)Однако она чувствовала, что её присутствие понемногу смягчает его мрачное раздумье. (15)Действительно, его походка стала тише, лицо спокойнее. (16)Он слышал рядом её шаги, и понемногу острая душевная боль стихала, уступая место другому чувству. 

— (17)Что с тобой? — повторила она свой вопрос. 

— (18)Ничего особенного, — ответил он с горечью. — (19)Мне только кажется, что я совсем лишний на свете. 

(20)Она вдруг порывисто остановилась, сжала свои тонкие руки, так что хрустнули пальцы, и как-то по-детски заплакала. (21)Слепой взял её за руки с удивлением и участием. (22)Он прислушивался одновременно к её плачу и к тому странному отголоску, каким отзывался этот плач в его собственном сердце. (23)Но вдруг она высвободила руку, и слепой опять удивился: девушка смеялась. 

— (24)Какая я, однако, глупая! (25)И о чём это я плачу? (26)Какие пустяки! (27)Ведь вот и Максим воевал, пока мог, а теперь живёт, как может. (28)Ну и мы…

— (29)Не говори: мы! (30)Ты – совсем другое дело… 

— (31)Нет, не другое. 

— (32)Почему? 

— (33)Потому что… (34)Ну да потому, что ведь ты на мне женишься, и, значит, наша жизнь будет одинакова. 

(35)Пётр остановился в изумлении. 

— (36)Я?.. (37)На тебе?.. (38)Значит, ты за меня… замуж? 

— (39)Ну да, ну да, конечно! — ответила она с торопливым волнением. — (40)Какой ты глупый! (41)Неужели тебе никогда не приходило это в голову? 

— (42)Конечно, — согласился он с каким-то странным эгоизмом, но тотчас спохватился. — (43)Послушай, Веля, — заговорил он, взяв её за руку. — (44)Там сейчас говорили: в больших городах девушки учатся всему, перед тобой тоже могла бы открыться широкая дорога… (45)А я…

— (46)Что же ты? 

— (47)А я… слепой! — закончил он совершенно нелогично. 

(48)Несколько секунд стояла тишина, только вода тихо и ласково звенела в шлюзах. (49)Эвелины совсем не было слышно, будто она исчезла. (50)По её лицу пробежала судорога, но девушка овладела собой, и, когда она заговорила, голос её звучал беспечно и шутливо: 

— Так что же, что слепой, — сказала она, — но ведь если девушка полюбит слепого, так и выходить надо за слепого... (51)Это уж всегда так бывает, что же нам делать? 

— (52)Полюбит? — переспросил он с возрастающим волнением…

— (53)Ну да! (54)Какой ты глупый! (55)Ну, подумай сам: мог ли бы ты остаться здесь один, без меня?.. 

(56)Лицо его сразу побледнело, и незрячие глаза остановились, большие и неподвижные.

— (57)Я бы умер, — сказал он глухо. 

(58)Её губы задрожали, как в день их первого знакомства, и она сказала с трудом слабым, детским голосом: 

— И я тоже…

 

(По В.Г. Короленко*)

* Владимир Галактионович Короленко (1853-1921) – русский писатель, журналист, публицист, общественный деятель. Значительная часть его литературных произведений навеяна впечатлениями детства.

---

(1)С детства всей душой Артур Грэй мечтал о море. (2)Он сжился с ним, роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая те книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана. (3)Там, сея за кормой пену, двигались корабли. (4)Часть их теряла паруса, мачты и, захлебываясь волной, опускалась в тьму пучин. (5)Другие бились о рифы. (6)Третьи благополучно грузились в одном порту и выгружались в другом. (7)Были там ещё корабли-пираты, корабли-призраки, военные корабли с солдатами, пушками и музыкой; корабли научных экспедиций, высматривающие вулканы, растения и животных; корабли открытий и корабли приключений. 

(8)В этом мире, естественно, возвышалась над всем фигура капитана. (9)Он был судьбой, душой и разумом корабля. (10)Его характер определял досуг и работу команды. (11)Он обладал в глазах подчинённых магическим знанием, благодаря которому уверенно шёл по необозримым пространствам морей. (12)Он отражал бурю противодействием системы сложных усилий, убивая панику короткими приказаниями; распоряжался отплытием и нагрузкой, ремонтом и отдыхом. 

(13)Такое представление о капитане заняло главное место в блистающем сознании Грэя. (14)Никакая профессия, кроме этой, не могла бы так удачно сплавить в одно целое все сокровища жизни. (15)Опасность, риск, свет далёкой страны, чудесная неизвестность, увлекательное кипение встреч, лиц, событий, безмерное разнообразие жизни… (16)Осенью, на пятнадцатом году жизни, Артур Грэй тайно покинул дом и проник за золотые ворота моря. 

(17)Вскорости из порта Дубельт вышла шхуна «Ансельм», увозя юнгу с маленькими руками и внешностью переодетой девочки. (18)Этим юнгой был Грэй, мечтающий стать «дьявольским» моряком. (19)Понемногу он потерял всё, кроме главного – своей странной летящей души. (20)Он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил тёмным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь. (21)И его речь, утратив надменно застенчивую текучесть, стала краткой и точной, как удар чайки в струю за трепетным серебром рыб. 

(22)Капитан «Ансельма» был добрый человек, но суровый моряк, взявший мальчика из некоего злорадства. (23)В отчаянном желании Грэя он видел лишь эксцентрическую прихоть и заранее торжествовал, представляя, как месяца через два Грэй скажет ему, избегая смотреть в глаза: «Капитан Гоп, я ободрал локти, ползая по снастям; у меня болят бока и спина, пальцы не разгибаются, голова трещит, а ноги трясутся. (24)Все эти мокрые канаты в два пуда и тросы созданы на мучение моему нежному телу. (25)Я хочу к маме». (26)Выслушав мысленно такое заявление, капитан Гоп держал, мысленно же, следующую речь: «Отправляйтесь куда хотите, мой птенчик. (27)Если к вашим чувствительным крылышкам пристала смола, вы можете отмыть её дома одеколоном ,,Роза-Мимоза“». 

(28)Между тем внушительный диалог приходил на ум капитану всё реже и реже, так как Грэй шёл к цели со стиснутыми зубами и побледневшим лицом. (29)Он выносил беспокойный труд с решительным напряжением воли, чувствуя, что ему становится всё легче и легче, по мере того как суровый корабль вламывался в его организм, а неумение заменялось привычкой. (30)Случалось, что петлёй якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу, что непридержанный канат вырывался из рук, сдирая с ладоней кожу, что ветер бил его по лицу мокрым углом паруса с вшитым в него железным кольцом, и, короче сказать, вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания. (31)Но, как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица. (32)Он молча сносил насмешки до тех пор, пока не стал «своим», но с этого времени неизменно отвечал боксом на всякое оскорбление. 

(33)Однажды капитан Гоп, увидев, как он мастерски вяжет на рею парус, сказал себе: «Победа на твоей стороне, плут». (34)Когда Грэй спустился на палубу, Гоп вызвал его в каюту и, раскрыв истрёпанную книгу, сказал:

— Слушай внимательно! (35)Начинается отделка щенка под капитана. 

(36)И он стал читать по книге древние слова моря. (37)Это был первый урок Грэя. (38)В течение года он познакомился с навигацией, практикой, кораблестроением, морским правом, лоцией и бухгалтерией. 

(39)Через некоторое время Артур Грэй сказал капитану Гопу: «Благодарю. (40)Вы были добрым товарищем. (41)Прощай же, старший товарищ, – здесь он закрепил истинное значение этого слова жутким, как тиски, рукопожатием, – теперь я буду плавать отдельно, на собственном корабле». (42)Гоп вспыхнул, плюнул, вырвал руку и пошёл прочь, но Грэй, догнав, обнял его. 

(43)Прошло ещё немного времени, и в порте Дубельт вечерняя звезда сверкнула над чёрной линией новой мачты. (44)То был трехмачтовый галиот «Секрет», купленный Грэем. (45)Так капитаном и собственником корабля стал Артур Грэй. 

 

(По А. Грину*)

* Александр Грин (настоящее имя – Александр Степанович Гриневский; 1880-1932) – русский советский писатель, поэт, создатель вымышленной страны, в которой происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных романтических книг — «Бегущая по волнам» и «Алые паруса».

---

(1)Впервые я увидал дядю, когда мне было лет девять. (2)Мы только что приехали из другого города, где я родился, а дядя по старости не выезжал никуда и, должно быть, знал обо мне только по письмам. (3)У нас часто говорили о нём, называли странным и «книжным» человеком, пожимали плечами и удивлялись, что он слишком много тратил на какие-то никому не нужные вещи. (4)Я ждал с нетерпением, когда меня повезут к нему, но поездку откладывали со дня на день. 

(5)Случилось как-то, что нашего дворника послали к дяде с запиской, и я, потеряв терпение, не сказав никому ни слова, отправился самостоятельно. (6)Это была дерзость, в которой я не раскаиваюсь.

(7)У меня постукивало сердце, когда я поднимался по лестнице, но, когда старичок-слуга снял с меня шубку и впустил в комнаты, я потерялся. (8)В комнатах совсем не было стен, по крайней мере я их не видел. (9)Были пол, потолок, окна, двери и… книги. (10)Они шли стройными рядами всюду, куда я ни глядел, в решётчатых полках, точно их собрали сюда со всего света. (11)На самой крайней полочке, совсем под потолком, сидела большая головастая сова. (12)В комнате стоял полумрак и было тихо, торжественно-тихо, как в пустой церкви. 

(13)В углу, у окна, в глубоком кожаном кресле сидел он, мой дядя, и держал книгу. (14)На коврике, у его ног, спал крупный дымчатый кот. 

(15)Я стоял в дверях, не решаясь переступить. (16)Дядя услышал шорох, повернул голову, и я увидал худое, плохо выбритое лицо и всматривающиеся усталые глаза. (17)Казалось, он старался понять, кто я такой. (18)Путаясь в словах, я объяснил. 

— (19)Поди-ка сюда, голова, — сказал он и поманил пальцем. 

(20)Я приблизился с чувством благоговения и некоторого страха.

— (21)Вот ты какой, — сказал дядя и потрепал меня по щеке. — (22)Каков, однако, ферт! (23)Один заявился!.. (24)Ну, здравствуй. (25)Так это ты большой любитель чтения? 

(26)В тоне голоса я уловил похвалу и из скромности опустил глаза. 

— (27)Очень рад тебя видеть… 

(28)Из проволочной корзинки он достал яблоко и дал мне. 

(29)Через пять минут я был как дома, сидел на скамеечке, рядом с храпевшим котом, глазел на поразившие меня ряды книг. 

— (30)Ну что ты читал, дружок? — спрашивал дядя. 

(31)Что я читал! (32)Я сейчас же захотел показать дяде, с кем он имеет дело, и с жаром принялся перечислять, что читал.

— (33)Я всё-таки порядочно прочёл, дядя, — говорил я. — (34)Про «Заколдованную могилу», про «Храбрую шайку и атамана Кольцо», про «Солдата и семь разбойников», про…

— (35)Тпр-р-р… — остановил меня дядя. — (36)Да ты профессор! (37)Кто же тебе такие книги давал? 

(38)Это была моя тайна. (39)У меня дома уже отобрали две трёпаные книжечки и допытывались, откуда я их добыл. (40)Но я не сказал. (41)Я боялся, что их отберут и у нашего дворника, который давал их мне. (42)Здесь же мне ничто не угрожало, я имел случай познакомить дядю ещё с одним любителем чтения и моим другом и сказал откровенно: 

— Мне давал их наш дворник Степан. (43)У него их во-от сколько! — показал я руками. 

— (44)Так-так… (45)Только всё это глупости, — сказал дядя. — (46)Надо читать хорошие книги, где говорится о жизни. (47)Видишь, стоят они, — указал он на полки. — (48)Каждая из них – часть сердца человека, которого называют писателем! 

(49)Я посмотрел на книги. (50)В сумеречных тенях они уже сливались в сплошную стену. 

— (51)Книга не Петрушка, — продолжал дядя, тряся пальцем, — она не для смеху пишется! (52)Она должна указывать людям, как надо и как не надо жить… 

(53)Я слушал и хлопал глазами. (54)Оказывалось, мы со Степаном даром тратили пятаки.

(55)Дядя подставил к книжной стенке лесенку и, кряхтя, полез кверху. 

— (56)На-ка вот «Сказки Андерсена», это будет получше твоих «солдат» и «разбойников».

(57)Должно быть, радость, которую я пережил в этот момент, отразилась на моей физиономии: дядя взял меня за подбородок и, глядя в глаза, сказал: 

— Книги, которые я буду давать тебе, можешь оставлять у себя. (58)Пусть это будет началом твоей библиотеки. (59)Пусть они будут твоими друзьями. 

(60)Как это было давно, но как до сих пор ярко встаёт в моей памяти! 

(61)В тот памятный вечер в моём сердце затеплилась искра. (62)Почти строгий тон дядиных слов, когда говорил он о книгах, чёрные молчаливые ряды на полках и грустные сумерки – всё это будило во мне тихое чувство благоговения. 

 

(По И.С. Шмелёву*)

* Иван Сергеевич Шмелёв (1873-1950) – русский писатель, мыслитель, публицист.

---

(1)Илья Самойлович Бурмин служил старшим писцом. (2)Его дочка Сашенька была девочкой худенькой и малокровной; она плохо росла и мало ела. (3)Среди шума и кипучего движения большого города она напоминала те чахлые травинки, которые вырастают в расщелинах старых каменных построек.

(4)Однажды она заболела: по целым дням безмолвно сидела в тёмном уголке, равнодушная ко всему на свете, тихая и печальная. (5)Когда Бурмин её спрашивал: «Что с тобой, Сашенька?» – она отвечала жалобным голосом: «Ничего, папа, мне просто скучно»…

(6)Наконец Бурмин решился позвать доктора. (7)Доктор спустился в подвал, где Бурмин занимал правый задний угол.

— (8)Ей нужно хорошее питание, — сказал он строгим голосом. — (9)Всего важнее свежий воздух и зелень…

(10)Девочка угасала.

— (11)Ну, скажи мне, Сашурочка, чего бы ты хотела? — спрашивал Илья Самойлович, с тоской глядя в большие серьёзные глаза дочери.

— (12)Ничего, папа…

(13)Но однажды у неё появилось маленькое желание. (14)Это случилось весной, когда пыльные герани ожили за своим зелёным стеклом.

— (15)Папа, в сад хочу… (16)Там листики зелёненькие, травка…

— (17)Хорошо, хорошо, деточка, не плачь, вот будет хорошая погодка, и в садик тогда пойдёшь…

(18)Наступила наконец хорошая погодка, и Бурмин отправился с дочкой в общественный сад. (19)Сашенька точно ожила. (20)Она, конечно, не посмела принимать участия в играх, но глядела на других детей с нескрываемым удовольствием.

(21)Но, к сожалению, городской сад находился очень далеко от их дома. (22)Девочка не могла пройти пешком долго, а конка туда и обратно обходилась обоим сорок четыре копейки, то есть гораздо более половины жалованья Ильи Самойловича. (23)Приходилось ездить только по воскресеньям.

(24)А девочка всё угасала. (25)Из ума Бурмина не выходили слова доктора о воздухе и зелени.

«(26)Ах, если бы нам воздуху, воздуху, воздуху!» – сотни и тысячи раз твердил про себя Илья Самойлович.

(27)Почти напротив его подвала простирался огромный пустырь городской земли. (28)Мимо этого пустыря Илья Самойлович никогда не мог пройти без глубокого вздоха.

— (29)Ну что стоит здесь развести хоть самый маленький скверик? — шептал он, покачивая головой. — (30)Детишкам-то, детишкам-то как хорошо будет, господа!

(31)С планом превращения этого пустыря он носился всюду. (32)Однажды кто-то посоветовал Илье Самойловичу:

— А вы бы написали проект и подали бы в городскую Думу… (33)Так и так, мол, ввиду общей пользы, украшения города… ну и всё такое.

— (34)В Думу, вы говорите? — обрадовался и испугался Илья Самойлович.

(35)Проект, бессвязный и наивный до трогательности, был написан через месяц. (36)Но если бы каждый штрих его каллиграфических букв сумел вдруг заговорить с той страстной надеждой, с какой его выводила на бумаге рука Ильи Самойловича, тогда, без сомнения, и городской голова, и управа побросали бы все текущие дела, чтобы немедленно осуществить этот необычайно важный проект.

(37)Секретарь велел прийти через месяц, потом через неделю, потом опять через неделю. (38)Наконец он ткнул бумагой чуть ли не в самый нос Бурмина и закричал:

— Ну чего вы лезете? (39)Это дело не ваше, а городского самоуправления!

(40)Илья Самойлович поник головой. «(41)Самоуправления», – скорбно шептали его губы…

(42)Но неудача не убила его деятельности. (43)Только теперь в его уме к образу Сашеньки, продолжавшей угасать без солнца и воздуха, присоединились бледные личики многих других детей, задыхавшихся, подобно его дочери, в подвалах и на чердаках. (44)Поэтому он настойчиво являлся со своим проектом и в полицию, и в военное ведомство, и к мировым судьям, и к частным благотворителям. (45)Конечно, отовсюду его прогоняли.

(46)А Сашенька уже не вставала с кровати.

— (47)Хочу в садик, папочка, в садик, — твердила она тоскливым голосом.

(48)Бурмин старался согреть поцелуями её худенькие, холодные руки и говорил ей трогательные слова.

(49)Весной Сашенька умерла. (50)Илья Самойлович точно окаменел. (51)Он не плакал, не произносил ни слова и не отводил глаз от маленького бледного личика.

(52)Только в день похорон, когда процессия проходила мимо пустыря, он немного оживился. (53)На пустыре копошились с лопатами десятка два рабочих.

(54)Тогда Илья Самойлович вдруг прерывисто вздохнул, и громкие облегчающие рыдания неудержимо вырвались из его груди.

— (55)Ну вот и слава Богу, и слава Богу, — сказал он. — (56)Теперь и у наших деточек свой садик будет.

 

(По А.И. Куприну*)

* Александр Иванович Куприн (1870-1938) – известный русский писатель, переводчик.

---

(1)Огромный дом, в котором родился Артур Грэй, был мрачен внутри и величественен снаружи. (2)Отец и мать Грэя были надменные невольники своего положения, богатства и законов того общества, по отношению к которому могли говорить «мы». (3)Часть их души, занятая галереей предков, мало достойна изображения, другая часть – воображаемое продолжение галереи – начиналась маленьким Грэем, обречённым по известному, заранее составленному плану жить и умереть так, чтобы его портрет мог быть повешен на стене без ущерба фамильной чести. (4)В этом плане была допущена небольшая ошибка: Артур Грэй родился с живой душой, совершенно несклонной продолжать линию фамильного начертания.

(5)Эта живость мальчика начала сказываться на восьмом году его жизни. (6)Тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца намечался в Грэе ещё тогда, когда, приставив к стене стул, чтобы достать картину, изображавшую распятие, он вынул гвозди из окровавленных рук Христа и попросту замазал их голубой краской, похищенной у маляра. (7)В таком виде он находил картину более сносной. (8)Увлечённый своеобразным занятием, он начал уже замазывать и ноги распятого, но был застигнут отцом. (9)Старик снял мальчика со стула и спросил:

— Зачем ты испортил картину?

— (10)Я не испортил.

— (11)Это работа знаменитого художника,

— (12)Мне всё равно, — сказал Артур. — (13)Я не могу допустить, чтобы при мне торчали из рук гвозди и текла кровь. (14)Я этого не хочу.

(15)В ответе сына Лионель Грэй, скрыв под усами улыбку, узнал себя и не наложил наказания.

(16)Посещение кухни было строго воспрещено Артуру, но, раз открыв уже этот удивительный, полыхающий огнём очагов мир пара, копоти, шипения, клокотания кипящих жидкостей, стука ножей и вкусных запахов, мальчик усердно навещал огромное помещение. (17)На кухне Грэй немного робел: ему казалось, что здесь всем двигают тёмные силы, власть которых есть главная пружина жизни замка. (18)Грэй не был ещё так высок, чтобы взглянуть в самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию. (19)Он с трепетом смотрел, как её ворочают две служанки; на плиту выплёскивалась тогда дымная пена. (20)Раз жидкости выплеснулось так много, что она обварила руку одной девушке. (21)Кожа мгновенно покраснела, и Бетси (так звали служанку), плача, натирала маслом пострадавшие места. (22)Слёзы неудержимо катились по её круглому перепуганному лицу.

(23)Грэй замер. (24)В то время как другие женщины хлопотали около Бетси, он пережил ощущение острого чужого страдания, которое не мог испытать сам.

— (25)Очень ли тебе больно? — спросил он.

— (26)Попробуй, так узнаешь, — ответила Бетси, накрывая руку передником.

(27)Нахмурив брови, мальчик вскарабкался на табурет, зачерпнул длинной ложкой горячего бульона и плеснул на сгиб кисти. (28)Сильная боль заставила его пошатнуться. (29)Бледный, как мука, Грэй подошёл к Бетси, заложив горящую руку в карман штанишек.

— (30)Мне кажется, что тебе очень больно, — сказал он, умалчивая о своём опыте. — (31)Пойдём, Бетси, к врачу,

(32)Он усердно тянул ее за юбку. (33)Девушка, сильно мучаясь, пошла с Грэем. (34)Врач смягчил боль, наложив повязку. (35)Лишь после того, как Бетси ушла, мальчик показал свою руку.

(36)Этот незначительный эпизод сделал двадцатилетнюю Бетси и десятилетнего Грэя истинными друзьями. (37)Она набивала его карманы пирожками и яблоками, а он рассказывал ей сказки и другие истории, вычитанные в своих книжках.

(38)Однажды он узнал, что Бетси не может выйти замуж за конюха Джима, ибо у них нет денег обзавестись хозяйством. (39)Грэй разбил каминными щипцами свою фарфоровую копилку и вытряхнул оттуда всё. (40)Встав рано, когда бесприданница удалилась на кухню, он пробрался в её комнату и, засунув подарок в сундук девушки, прикрыл его короткой запиской: «Бетси, это твоё. (41)Предводитель шайки разбойников Робин Гуд». (42)Переполох, вызванный на кухне этой историей, принял такие размеры, что Грэй должен был сознаться в подлоге. (43)Он не взял денег назад и не хотел более говорить об этом.

 

(По А. Грину*)

* Александр Грин (настоящее имя – Александр Степанович Гриневский; 1880-1932) – русский советский писатель, поэт, создатель вымышленной страны, в которой происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных книг – «Бегущая по волнам» и «Алые паруса».

---

(1)Самое лучшее в мире — смотреть, как рождается день!

(2)В небе вспыхнул первый луч солнца — ночная тьма тихонько прячется в ущелья гор и трещины камней, прячется в густой листве деревьев, в кружевах травы, окроплённой росою, а вершины горы улыбаются ласковой улыбкой — точно говорят мягким теням ночи:

— Не бойтесь, это солнце!

(3)Волны моря высоко поднимают белые головы, кланяются солнцу, как придворные красавицы своему королю, кланяются и поют:

— Приветствуем вас, владыка мира! 

(4)Доброе солнце смеётся: эти волны всю ночь, играя, кружились, кружились, и теперь они такие растрёпанные, их зелёные одежды измяты, бархатные шлейфы спутаны.

— (5)Добрый день! — говорит солнце, поднимаясь над морем. — (6)Добрый день, красавицы! (7)Но — довольно, тише! (8)Детям невозможно будет купаться, если вы не перестанете так высоко прыгать! (9)Надо, чтобы всем на земле было хорошо, не правда ли?

(10)Из трещин камней выбегают зелёные ящерицы и, мигая сонными глазками, говорят друг дружке:

— Сегодня будет жарко!

(11)В жаркий день мухи летают лениво, ящерицам легко ловить и есть их, а съесть хорошую муху — это так приятно! (12)Ящерицы — отчаянные лакомки.

(13)Отягощённые росою, шаловливо покачиваются цветы, точно дразнят и говорят:

— Напишите-ка, сударь, о том, как мы красивы утром, в уборе росы!

(14)Напишите-ка словами маленькие портреты цветов. (15)Попробуйте, это легко — мы такие простые...

(16)Хитрые штучки они! (17)Превосходно знают, что невозможно человеку описать словами их милую красоту, и — смеются!

(18)Сняв почтительно шляпу, я говорю им:

— Вы очень любезны! (19)Благодарю вас за честь, но — у меня сегодня нет времени. (20)Потом, может быть...

(21)Цветы гордо улыбаются, потягиваясь к солнцу, его лучи горят в каплях росы, осыпая лепестки и листья блеском бриллиантов.

(22)А над ними уже кружатся золотые пчёлы и осы, кружатся, жадно пьют сладкий мёд, и в тёплом воздухе льётся их густая песня.

(23)Проснулись красногрудые малиновки; стоят, покачиваясь на тонких ножках, и тоже поют свою песню тихой радости: птицы лучше людей знают, как это хорошо — жить на земле! (24)Малиновки всегда первые встречают солнце. (25)В далёкой холодной России их называют «зарянками» за то, что перья на грудках этих птичек окрашены в цвет утренней зари. (26)В кустах прыгают весёлые чижи, серенькие с жёлтым, они похожи на уличных детей, такие же озорники и так же неустанно кричат.

(27)Гоняясь за мошками, мелькают ласточки и стрижи, точно чёрные стрелы, и звенят радостно и счастливо — хорошо иметь быстрые, лёгкие крылья!

(28)Умей любить солнце, источник всех радостей и сил, и будь весел, добр, как для всех одинаково доброе солнце.

(29)Проснулись люди, и вот они идут на свои поля, к своему труду, — солнце смотрит на них и улыбается: оно лучше всех знает, сколько сделано людьми доброго на земле, оно когда-то видело её пустынной, а ныне вся земля покрыта великой работой людей — наших отцов, дедов, прадедов. (30)Есть за что любить и уважать великую работу, сделанную ими всюду вокруг нас!

(31)На изгородях полей рдеют розы, и всюду смеются цветы, многие из них уже увядают, но все смотрят в синее небо, на золотое солнце; шелестят их бархатные лепестки, источая сладкий запах, и в воздухе, голубом, тёплом, полном благоуханий, тихо несётся ласковая песня.

(32)День пришёл!

 

(По М. Горькому*)

* Максим Горький (настоящее имя — Алексей Максимович Пешков; 1868-1936) — выдающийся русский советский писатель и драматург.

---

(1)Накануне Рождества Сашка прошёл за перегородку комнаты, где слышалось тяжёлое дыханье отца, Ивана Саввича.

— (2)Сашка! (3)А тебя Свечниковы на ёлку звали, — прошептал он.

(4)Богачи Свечниковы, определившие его в гимназию, не велели после его исключения показываться к ним. (5)Сашка задумался.

— (6)Правда, Сашка, ступай, — отозвался отец с лежанки. — (7)Они, может быть, опять тебя устроят. (8)Они люди добрые.

(9)Сашка оскорбительно усмехнулся. (10)Отец ещё давно был учителем у Свечниковых и с тех пор думал, что они самые хорошие люди.

— (11)Может быть, и мне что-нибудь с ёлки принесёшь, — продолжал отец.

(12)Он хитрил, Сашка понимал это и презирал отца за слабость и ложь, но ему действительно захотелось что-нибудь принести больному и жалкому человеку.

— (13)Ну ладно! — буркнул он.

(14)3атаив дыхание дети чинно входили в ярко освещённую залу и тихо обходили сверкающую ёлку.

(15)Сашка был угрюм и печален: что-то нехорошее творилось в его маленьком изъязвлённом сердце. (16)Ёлка ослепляла его своей красотой и крикливым, наглым блеском бесчисленных свечей, но она была чуждой ему, враждебной, как и столпившиеся вокруг неё чистенькие, красивые дети.

(17)Но вдруг узенькие глаза Сашки блеснули изумлением. (18)На обращённой к нему стороне ёлки он увидел то, чего не хватало в картине его жизни и без чего кругом было так пусто. (19)То был восковой ангелочек, небрежно повешенный в гуще тёмных ветвей и словно реявший по воздуху. (20)Его прозрачные стрекозиные крылышки трепетали от падавшего на них света, и весь он казался живым и готовым улететь. (21)Лицо ангелочка не блистало радостью, не туманилось печалью, но лежала на нём печать иного чувства, не передаваемого словами. (22)Полный недоумения, тревоги, непонятного восторга, Сашка сложил руки у груди и шептал:

— Милый...милый ангелочек!

(23)И чем внимательнее он смотрел, тем значительнее, важнее становилось выражение лица ангелочка. (24)Голова Сашкина горела.

(25)В дверях показалась хозяйка. (26)Подошёл и Сашка. (27)Горло его перехватывало.

— (28)Тётя, а тётя, — сказал он, стараясь говорить ласково. — (29)Дай мне ангелочка с ёлки.

— (30)Нельзя, — равнодушно ответила хозяйка.

(31)Сашка дёрнул тётку за платье и, когда она обернулась, упал со стуком на колени и сложил руки на груди.

— (32)Да ты с ума сошёл! — воскликнула седая дама.

— (33)Дай ангелочка!

— (34)Ну дам, дам. (35)Ах, какой ты глупый!

(36)Когда она сняла игрушку, Сашка впился в неё глазами, болезненно сморщил нос и растопырил пальцы.

— (37)А-ах! — вырвался продолжительный, замирающий вздох из груди Сашки, и на глазах его сверкнули две маленькие слезинки. (38)Медленно приближая ангелочка к своей груди, он улыбался тихой и кроткой улыбкой, замирая в чувстве неземной радости.

— (39)Я домой пойду, — глухо сказал Сашка. — (40)К отцу.

(41)В маленькой комнатке, за перегородкой, горела на столе кухонная лампочка, и слабый желтоватый свет её бросал странные тени на лицо Сашки и его отца.

— (42)Хорош? — спрашивал шёпотом Сашка.

(43)Он держал ангелочка в отдалении и не позволял отцу дотрагиваться.

— (44)Да, в нём есть что-то особенное, — шептал отец, задумчиво всматриваясь в игрушку.

(45)Его лицо выражало то же сосредоточенное внимание и радость, как и лицо Сашки.

— (46)Ты погляди, — продолжал отец, — он сейчас полетит.

— (47)Видел уже, — торжествующе ответил Сашка.

(48)На стене вырезывались уродливые и неподвижные тени двух склонившихся голов: одной большой и лохматой, другой маленькой и круглой. (49)Ангелочек спустился с неба и внёс луч света в сырую, пропитанную чадом комнату. (50)Всё добро, сияющее над миром, всё глубокое горе и надежду тоскующей о Боге души впитал в себя ангелочек, и оттого он горел таким мягким божественным светом, оттого трепетали бесшумным трепетаньем его прозрачные крылышки.

(51)Отец и сын по-разному тосковали, плакали и радовались их больные сердца, но было что-то в их чувстве, что сливало воедино сердца и уничтожало бездонную пропасть, которая отделяет человека от человека и делает его таким одиноким, несчастным и слабым. (52)Отец несознаваемым движением положил руку на шею сына, и голова последнего так же невольно прижалась к чахоточной груди.

(53)Нужно было ложиться спать, но до этого устроить на ночь ангелочка.

(54)На земле оставлять его было невозможно; он был повешен на ниточке, прикреплённой к отдушине печки. (55)Так его могли видеть оба и Сашка, и отец.

(56)Скоро они заснули. (57)А ангелочек, повешенный у горячей печки, начал таять. (58)Ангелочек как будто шевелился. (59)По розовым ножкам его скатывались густые капли и падали на лежанку. (60)Вот ангелочек встрепенулся, словно для полёта, и упал с мягким стуком на горячие плиты.

 

(По Л. Н. Андрееву*)

* Леонид Николаевич Андреев (1871-1919) — русский писатель, представитель Серебряного века русской литературы.

---

(1)Пепе лет десять, он хрупкий, тоненький, быстрый, как ящерица, пёстрые лохмотья болтаются на узких плечах, в бесчисленные дыры выглядывает кожа, тёмная от солнца и грязи.

(2)Он похож на сухую былинку — дует ветер с моря и носит её, играя ею, — Пепе прыгает по камням острова, с восхода солнца по закат, и ежечасно откуда-нибудь льётся его песенка о милой, родной Италии.

(3)Его всё занимает: цветы, густыми ручьями текущие по доброй земле, ящерицы среди лиловых камней, птицы в чеканной листве олив, в малахитовом кружеве виноградника, рыбы в тёмных садах на дне моря и туристы на узких, запутанных улицах города.

(4)Множество интересных историй можно рассказать о Пепе. Однажды какая-то синьора поручила ему отнести в подарок её подруге корзину яблок из своего сада. 

— (5)Заработаешь сольдо?! — сказала она.

(6)Он с полной готовностью взял корзину, поставил её на голову себе и пошёл, а воротился за сольдо лишь вечером.

— (7)Ты не очень спешил! — сказала ему женщина.

— (8)Но всё-таки я устал, дорогая синьора! — вздохнув, ответил Пепе. (9)Ведь их было более десятка!

— (10)В полной до верха корзине? (11)Десяток яблок?

— (12)Мальчишек, синьора.

— (13)Но яблоки?

— (14)Сначала мальчишки: Микеле, Джованни...

(15)Она начала сердиться, схватила его за плечо, встряхнула:

— Отвечай, ты отнёс яблоки?

— (16)До площади, синьора! (17)Вы послушайте, как хорошо я вёл себя: сначала я вовсе не обращал внимания на их насмешки: пусть, думаю, они сравнивают меня с ослом, я всё стерплю из уважения к синьоре, к вам, синьора. (18)Но когда они начали смеяться над моей матерью, ага, подумал я, ну это вам не пройдёт даром. (19)Тут я поставил корзину, и — нужно было видеть, добрая синьора, как ловко и метко попадал я в этих разбойников, вы бы очень смеялись!

— (20)Они растащили мои плоды?! — закричала женщина.

(21)Пепе, грустно вздохнув, сказал:

— О нет. (22)Но те плоды, которые не попали в мальчишек, разбились о стены, а остальные мы съели, после того как я победил и помирился с врагами...

(23)Женщина долго кричала, извергая на голову Пепе все проклятия, известные ей, — он слушал её внимательно и покорно, время от времени прищёлкивая языком, а иногда с тихим одобрением восклицая:

— О-о, как сказано! (24)Какие слова!

(25)А когда она, устав, пошла прочь, он сказал вслед ей:

— Но, право, вы не беспокоились бы так, если б видели, как метко попадал я прекрасными плодами вашего сада в грязные головы этих мошенников, — ах, если б вы видели это! — вы дали бы мне два сольдо, вместо обещанного одного!

(26)Грубая женщина не поняла скромной гордости победителя — она только погрозила ему железным кулаком.

(27)Но всего лучше Пепе, когда он один стоит где-нибудь в камнях, вдумчиво разглядывая их трещины, как будто читая по ним тёмную историю жизни камня. (28)В эти минуты живые его глаза расширены, подёрнуты красивой плёнкой, тонкие руки за спиною и голова, немножко склонённая, чуть-чуть покачивается, точно чашечка цветка. (29)Он что-то мурлычет тихонько, он всегда поёт.

(30)Хорош он также, когда смотрит на цветы: лиловыми ручьями льются по стене глицинии, а перед ними этот мальчик вытянулся струною, будто вслушиваясь в тихий трепет шёлковых лепестков под дыханием морского ветра. (31)Смотрит и поёт.

(32)Издали, как удары огромного тамбурина, доносятся глухие вздохи моря. (33)Играют бабочки над цветами — Пепе поднял голову и следит за ними, щурясь от солнца, улыбаясь немножко завистливой и грустной, но всё-таки доброй улыбкой старшего на земле. 

(34)А когда море спокойно, как зеркало, и в камнях нет белого кружева прибоя, Пепе, сидя где-нибудь на камне, смотрит острыми глазами в прозрачную воду: там, среди рыжеватых водорослей, плавно ходят рыбы, быстро мелькают креветки, боком ползёт краб. (35)И в тишине над голубою водой тихонько течёт звонкий, задумчивый голос мальчика:

— О море... море...

(36)Взрослые люди, кто подобрей, кто более внимательно присматривается друг к другу, говорят о мальчике:

— Пепе будет нашим поэтом...

(37)Пасквалино же, столяр, старик с головою, отлитой из серебра, и лицом точно с древней римской монеты, мудрый и всеми почитаемый Пасквалино говорит своё: 

— Дети будут лучше нас.

(38)Очень многие верят ему.

 

(По М.Горькому*)

 

* Максим Горький (настоящее имя — Алексей Максимович Пешков; 1868-1936) — выдающийся русский советский писатель и драматург.

---

(1)На столовых часах пробило половина восьмого. (2)Наташа проснулась. (3)Высвободила из-под одеяла тоненькую руку и нажала кнопку электрического звонка. (4)Позвонила и прислушалась. (5)Не застучат ли знакомые каблуки в коридоре?! (6)Так и есть — стучат! (7)Это Анюта. (8)Она аккуратно приходит будить Наташу каждое утро четверть восьмого. (9)Сегодня опоздала отчего-то.

(10)Дверь в Наташину комнату широко распахнулась. (11)Анюта, стройная, хорошенькая, немногим старше своей шестнадцатилетней госпожи, в высоком, тугом с утра корсете и белом чепчике на голове, с деловитым видом появляется на пороге. (12)Сегодня почему-то и белый чепчик, и тонкая талия, и сама Анюта раздражают Наташу. (13)Что-то смутное, неприязненное поднимается со дна души. (14)Наташа сердито посмотрела на Анюту и ворчливо произнесла:

— Почему ты не разбудила меня в обычное время?

(15)На вопрос Наташи Анюта отвечает, ласково щуря смеющиеся глаза:

— А с чего бы вам и не поспать лишние четверть часика, а? (16)Успеете в гимназию вашу!

(17)Наташа недовольна. (18)Беспричинная волна раздражения охватывает её. (19)Но Анюта неуязвима. (20)Она прекрасно видит, что барышня не с той ноги встала, и только улыбается на воркотню Наташи лукаво и снисходительно. (21)Часы бьют восемь.

(22)Наташа смотрит в зеркало. (23)Надутые губы, сердитое лицо и что-то тревожно-недовольное в глубине тёмного взора...

— (24)Отчего бы это? — недоумевающе спрашивает себя Наташа. (25)И вдруг вспоминает. (26)Вспоминает сразу, быстро. (27)Точно кто подсказывает её мыслям.

— (28)Ах да... (29)Не выучила историю. (30)А историк спросит непременно... (31)Эта глупая Анюта... (32)Чего она улыбается, сияет?! (33)И чепчик глупый, и фартук, и вся она.., (34)Всё это так несносно! (35)Противные и чепчик, и Анюта!

(36)Папа довёз Наташу до гимназии. (37)Взвинченная, взволнованная и сердитая, Наташа угрюмо, глядя себе под ноги, поднимается по широкой лестнице в класс. (38)После молитвы первый урок — история. (39)Преподаватель, молодой худощавый человек в очках, стремительно распахнул дверь и, в несколько быстрых шагов проскользнув пространство от порога комнаты до кафедры, занял своё место. (40)И Наташа поняла разом, что всё для неё кончено. (41)Началась пытка. (42)Ах, наверное, он знает, что творится в голове Наташи, далёкой от реформ Петра! (43)Взволнованная до последнего предела, Наташа подаётся назад. (44)Может быть, тогда Сомов не увидит встревоженного лица Наташи, на котором чётко, как на вывеске, значится: «Увы! (45)Я не знаю сегодняшнего урока!» (46)Как раз в эту минуту неожиданно, как гром небесный, оглушительным молотом ударяет девочку ужасная фраза:

— Госпожа Дёрнова, извольте отвечать!

(47)Пол начинает колебаться под её ногами, сама она поднимается с малиновым от смущения лицом и выходит тяжёлой, так несвойственной ей походкой на середину класса.

— (48)Госпожа Дёрнова! (49)Что же? (50)Прошу поторопиться! (51)У нас нет времени для совершения прогулок в часы уроков!

(52)Ах, какой этот Сомов!.. (53)Сколько затаённого раздражения слышится в его голосе, когда он говорит это! (54)И не стыдно ему?

— (55)Сдаётся мне, госпожа Дёрнова, что вы не выучили урока на сегодня!

(56)Капельки пота выступили на лбу девочки. (57)Губы конвульсивно сжались. (58)Руки мнут конец чёрного фартука. (59)По губам Сомова проползает неопределённая улыбка: как будто презрение, жалость и насмешка соединились в ней. (60)Наташа, робко поднявшая было глаза в его выжидательно-вопрошающее лицо, встречает на себе этот неприятный для неё взгляд и потупляется снова. (61)Стыд обжигает душу девочки, появляется запоздалое раскаяние. (62)3ачем, зачем она не прочла вчера эти несколько злополучных страниц?!

— (63)Что же вы, долго будете молчать, госпожа Дёрнова?! — снова, на этот раз уже сердито, прозвучал голос учителя. — (64)Садитесь, я ставлю Вам единицу, — произнёс он спокойно.

(65)Единица! (66)О, это было уже слишком! (67)Как прошёл урок истории, как прошли следом за ним остальные уроки — этого Наташа не помнила вовсе. (68)В переменку она смутно, как сквозь сон, слышала утешающие слова Нины Соболевой, и Жуковой, и добренькой Мышки... (69)Она улыбалась им, стараясь казаться спокойной, но лишь только они отходили от неё, прежний приступ отчаяния накидывался, как лютый зверь, на Наташу. (70)В душе не оставалось ни одного светлого пятнышка, точно в ней твёрдо и прочно поселилась тёмная, злая, ненастная осенняя ночь.

 

(По Л. А. Чарской*)

* Лидия Алексеевна Чарская (1875-1937) — русская детская писательница, актриса.

---

(1)Когда учитель громко продиктовал задачу и заявил, что даёт на решение её двадцать минут, Семён Панталыкин провёл ладонью по круглой головёнке и сказал сам себе:

— Если я не решу эту задачу — я погиб!..

(2)У фантазёра и мечтателя Семёна Панталыкина была манера — преувеличивать все события, все жизненные явления и вообще смотреть на вещи чрезвычайно мрачно. (3)Вызывал ли его к доске учитель, опрокидывал ли он дома на чистую скатерть стакан с чаем — он всегда говорил сам себе эту похоронную фразу:

— Я погиб.

(4)Фраза, впрочем, была украдена из какого-то романа Майн Рида, где герои, влезши на дерево по случаю наводнения и ожидая нападения индейцев и острых когтей притаившегося в листве дерева ягуара, все в один голос решили.

(5)Приблизительно в таком же положении чувствовал себя Панталыкин Семен, когда ему не только подсунули чрезвычайно трудную задачу, но еще дали на решение её всего-навсего двадцать минут. (6)3адача была следующая: «Два крестьянина вышли одновременно из пункта А в пункт Б, причём один из них делал в час четыре версты, а другой пять. (7)Спрашивается, на сколько один крестьянин придёт раньше другого в пункт Б, если второй вышел позже первого на четверть часа?»

(8)Семён сделал над собой усилие и погрузился в обдумывание задачи. (9)Первым долгом ему пришла в голову мысль: что это за крестьяне такие «первый» и «второй»? (10)Эти сухие цифры ничего не говорят ни его уму, ни его сердцу. (11)Неужели нельзя было назвать крестьян простыми человеческими именами? (12)Конечно, прозаическими и будничными Иваном или Василием их можно и не называть, но почему бы их не окрестить — одного Вильямом, другого Рудольфом? (13)И сразу же оба пешехода сделались ему понятными и близкими. (14)Он уже видел белую полоску от шляпы на лбу Вильяма, лицо которого загорело от жгучих лучей солнца... (15)А Рудольф представлялся ему широкоплечим мужественным человеком, одетым в синие парусиновые штаны и бобровую куртку.

(16)И вот — шагают они оба, один на четверть часа впереди другого... (17)Павталыкину пришёл на ум такой вопрос: знакомы ли они, эти два мужественных пешехода? (18)Вероятно, знакомы, если попали в одну и ту же задачу... (19)Но если знакомы — почему они не сговорились идти вместе? (20)Вместе, конечно, веселее, а кроме того, и безопаснее вдвоём идти — разбойники ли нападут или дикий зверь... (21)Возник ещё один интересный вопрос: были у них ружья или нет? (22)Пускаясь в дорогу, лучше всего захватить ружья, которые даже в пункте Б могли бы пригодиться, в случае нападения городских бандитов.

(23)Вот опять тоже — написали: пункт А, пункт Б... (24)Что это за названия? (25)Панталыкин Семён никак не может представить себе городов или сёл, в которых живут, борются и страдают люди, под сухими бездушными литерами. (26)Почему не назвать один город Санта-Фе, а другой — Мельбурном? (27)И едва только Семён подумал об этом, как оба города сделались понятными и ясными: улицы сразу застроились домами, из труб пошёл дым, по тротуарам задвигались люди. (28)Очень жаль, кстати, что в задаче не упомянута цель путешествия. (29)Что случилось такое, что заставило Рудольфа и Вильяма бросить свои дома и спешить сломя голову в этот Санта-Фе? (30)И ещё интересный вопрос: почему они не воспользовались лошадьми, а пошли пешком? (31)Всё это очень странно...

(32)Подперев ручонкой, измазанной в мелу и чернилах, свою мечтательную, отуманенную образами голову, сидит Панталыкин Семён. (33)И постепенно задача вырисовывается в его мозгу.

...(34)Солнце ещё не успело позолотить верхушек тамариндовых деревьев, ещё яркие тропические птицы дремали в своих гнёздах, ещё чёрные лебеди не выплывали из зарослей австралийской кувшинки и желтоцвета, когда Вильям Блокер, головорез, наводивший панику на всё побережье Симпсон-Крика, крадучись шёл по еле заметной лесной тропинке... (35)Делал он только четыре версты в час — более быстрой ходьбе мешала больная нога, подстреленная вчера его таинственным недругом, спрятавшимся за стволом широколиственной магнолии...

— (36)Ну, двадцать минут прошло, — раздался, как гром в ясный погожий день, голос учителя арифметики. — (37)Все решили? (38)Ну, ты, Панталыкин Семён, покажи: какой из крестьян первый пришёл в пункт Б?

(39)Ничего не сказал Семён. (40)Прохрипел только: «Не решил... не успел...» (41)И тут же увидел, как жирная двойка ехидной гадюкой зазмеилась в журнальной клеточке против его фамилии.

— (42)Я погиб, — прошептал Панталыкин Семён. — (43)На второй год остаюсь в классе. (44)Отец выдерет, ружья не получу, «Вокруг света» мама не выпишет...

(45)И представилось Панталыкину, что сидит он на развалине змеиного дерева... (46)Внизу бушует разлившаяся после дождя вода, в воде щёлкают зубами кайманы, а в густой листве прячется ягуар, который скоро прыгнет на него, потому что огонь, охвативший дерево, уже подбирается к разъярённому зверю...

— (47)Я погиб!

 

(По А. Т. Аверченко*)

* Аркадий Тимофеевич Аверченко (1880-1925) — известный писатель-юморист, драматург, театральный критик.

---

(1)Хорошо дремать в каюте, головой к открытому иллюминатору. (2)Убаюкивает равномерный плеск в борт парохода, и потягивает в лицо свежим морским ветерком.

(3)Я дремлю. (4)Море поёт мне тихую сказку. (5)Мне снилось, как по палубе старичок и барышня гонялись за мной со швабрами, а деловой человек грозил мне своей записной книжкой и голосом мальчишки кричал пронзительно: «За хвост да в воду!.. (6)В воду!.. (7)3а борт!..»

(8)Я открыл глаза.

— (9)В воду! — кричал тонкий пронзительный голосок. — (10)Вон! (11)Вон!!!

(12)Над головой беготня, крики. (13)Что такое? (14)На меня глядит испуганный угрюмый сосед, и я в открытый иллюминатор слышу:

— Да где? (15)Где?

— (16)Вон, вон... (17)Волной захлестнуло...

— (18)Нельзя же так... (19)Ведь на глазах... (20)Он плывёт, плывёт...

— (21)Если попросить капитана?.. (22)Смотрите, он ещё плывёт!!!

— (23)Не останавливать же парохода... (24)Странный же вы человек!

(25)Сбрасываюсь с койки и бегу. (26)Навстречу попадается рыжий матрос.

— (27)Господин, ваша собачка за бортом...

(28)Марс в море! (29)Как по голове ударило. (30)Я бегу, ничего не соображая. (31)Вся палуба запружена народом. (32)Расталкиваю всех без стеснения, хочу видеть последние минуты моего умного и верного Марса.

— (33)Всё плывёт, сердешный...

(34)Я вижу простые лица. (35)Я слышу жалеющие голоса. (36)Марс едва-едва виден. (37)Но я должен же хоть что-нибудь предпринять! (38)Я замечаю фигуру капитана. (39)Да что же я медлю? (40)Я знаю, что нужно сделать.

— (41)Господин капитан! (42)Прошу вас... (43)Прикажите задний ход... если можно... (44)Он доплывёт... (45)Прошу вас...

(46)Глаза капитана выпучены. 

— (47)Я оплачу расходы, если... 

— (48)Я также прошу, капитан. (49)Я думаю, никто не может быть недоволен.

(50)Что такое? (51)Около нас толпа. (52)Глаза смотрят на капитана.

— (53)Просим остановить пароход!

— (54)Просим!!!

(55)Они все, все они просят за моего Марса, который теперь выбивается из сил.

(56)Матросы сгрудились красивой синеющей группой. (57)Они возле трапа и смотрят на нас, точно ждут.

(58)Капитан не отвечает. (59)Он подымается, спокойный, на мостик и что-то передаёт в слуховую трубу.

(60)А Марс... (61)Он всё ещё плывёт, то показывается, то прячется за гребешками волн. (62)Его рыжая голова сверкает на солнце, маленькая, едва заметная, бугроватая голова. (63)Мальчуган с тросточкой, дёргающийся и бледный, глядит, вытянув шею. (64)И вижу я, как по носу его бежит сверкающая капелька и падает в море.

— (65)Спустить шлюпку-у!!!

(66)Капитан стоит как монумент. (67)И в его руке сверкают золотые часы.

(68)Я готов броситься и расцеловать этого морского волка в белоснежном кителе и с загорелым, как тёмная бронза, лицом.

— (69)Браво! (70)Браво, капитан!

(71)Со шлюпки сорван брезент, и рыжий гигант и ещё трое — в лодке. (72)Их ловко спускают с палубы, и уже поплёскивают вёсла на солнце.

(73)Сотни глаз прикованы к двум точкам на море: к голове Марса и к шлюпке. (74)Я хочу закрыть глаза и не могу. (75)Стараюсь по лицам и по восклицаниям судить о том, что делается на море. (76)Какие лица! (77)Я не узнаю их. (78)Они все охвачены жизнью, одним желанием, одной мыслью. (79)И нет в них ни вялости, ни скуки, ни равнодушия. (80)Хорошие человеческие лица. (81)А глаза! (82)Они все смотрят, волнуются и ждут.

(83)Я не могу больше ждать и гляжу на море. (84)Шлюпка почти совсем подошла.

(85)Марс ещё держится, и вдруг все ахнули: голову Марса накрыло большой волной.

— (86)Пропал! (87)Ещё бы чуточку одну захватить...

— (88)Смотрите! (89)Смотрите!

(90)Гигант перевешивается за борт так, что шлюпка совсем накреняется. (91)Он ищет руками в море, шарит в волнах — так кажется с парохода. (92)И вдруг... вырастает красивая фигура, и в крепкой руке вытягивается из моря что-то сверкающее. (93)С секунду он держит это что-то над морем, даже потрясает, оборачивается лицом к пароходу и показывает. (94)И все мы видим, как падают сверкающие струи.

— (95)Браво! (96)Ур-ра!! — дружно прокатывается по палубе.

(97)Марс, шаловливый, надоедливый, всем досадивший Марс, спасен.

(98)И все, решительно все, довольны, веселы, счастливы даже. (99)И какие у всех хорошие, добрые человеческие лица. (100)А капитан! (101)Как белый монумент, стоит он на мостике и смотрит на палубу, и как будто посмеиваются его добрые глаза всей этой глупой истории. (102)Не думает ли этот бывалый морской волк, на глазах которого, быть может, погиб не один человек в балтийские бури, какие всё это взрослые и хорошие дети?

 

(По И. С. Шмелёву*)

 

* Иван Сергеевич, Шмелёв (1873-1950) — русский писатель, мыслитель, публицист.

---

(1)Родители мои купили небольшое именьице в Кромском уезде. (2)Тем же летом мы переехали из большого городского дома в очень уютный, но маленький деревенский дом с балконом, под соломенною крышею. (3)Это местность степная и хлебородная, и притом она хорошо орошена маленькими, но чистыми речками.

(4)В деревне у меня сразу же завелись обширные и любопытные знакомства с крестьянами. (5)Пока отец и мать были усиленно заняты устройством своего хозяйства, я не терял времени, чтобы самым тесным образом сблизиться с взрослыми парнями и с ребятишками, которые пасли лошадей. (6)Сильнее всех моими привязанностями овладел, впрочем, старый мельник, дедушка Илья — совершенно седой старик с пребольшими чёрными усами. (7)Он охотно вступал в беседы, которые вёл отрывками, без всякой связи, но любил систему намёков и при этом подсмеивался не то сам над собою, не то над слушателями. 

(8)По должности мельника дедушка Илья имел довольно близкое отношение к водяному, который заведовал нашими прудами, верхним и нижним, и двумя болотами.

(9)Дедушка Илья о нём всё знал и говорил:

— Он меня любит. (10)Он, если когда и сердит, домой придёт за какие-нибудь беспорядки, — он меня не обижает. (11)Ляг тут другой на моём месте, на мешках, — он так и сорвёт с мешка и выбросит, а меня ни в жизнь не тронет.

(12)Все молодые люди подтверждали мне, что между дедушкою Ильёю и «водяным дедкой» действительно существовали описанные отношения, но только они держались вовсе не на том, что водяной Илью любил, а на том, что дедушка Илья, как настоящий, заправский мельник, знал настоящее, заправское мельницкое слово, которому водяной повиновался так же беспрекословно, как ужи и жабы, жившие на плотине. 

(13)С ребятами я ловил пескарей и гольцов, которых было великое множество в нашей узенькой, но чистой речке Гостомле; но по серьёзности моего характера более держался общества дедушки Ильи, опытный ум которого открывал мне полный таинственной прелести мир, который был совсем мне, городскому мальчику, неизвестен. (14)От Ильи я узнал и про домового, который спал на чердаке, и про водяного, который имел прекрасное и важное помещение под колёсами мельницы, и про кикимору, которая была так застенчива и непостоянна, что пряталась от всякого нескромного взгляда в разных пыльных углах сараев. (15)Меньше всех дедушка знал про лешего, потому что этот жил где-то далеко и только иногда заходил к нам в густой ракитник, чтобы сделать себе новую ракитовую дудку и поиграть на ней в тени деревьев. (16)Все эти живые и занимательные истории имели тогда для меня полную вероятность, и их густое, образное содержание до такой степени переполняло мою фантазию, что я сам был чуть ли не духовидцем. (17)Ребячий милый мир тех сказочных существ, о которых наговорил мне дедушка Илья, казался мне необходимым. (18)Лесные родники осиротели бы, если бы от них были отрешены гении, приставленные к ним народною фантазией.

 

(По Н. С. Лескову*)

 

* Николай Семёнович Лесков (1834-1895) — известный русский писатель и публицист.

---