(1)Леонтий Назарович всю жизнь был обуреваем великой мечтой превратить родной городок в сплошной сад и цветник. (2)Каждый посаженный им куст акации или сирени, по его словам, был совершенно необыкновенного сорта, особенно пышного цветения и дивного благоухания. (3)На деле всё это оказывалось не совсем так, но Леонтий Назарович не смущался, и благородный его пыл от этого не ослабевал. (4)С весны до поздней промозглой осени он возился в скверах и на прибрежном бульваре, а зимой писал историю своего городка.

(5)Мне было интересно беседовать с Леонтием Назаровичем. (6)Особенно увлекательной была его теория об исключительно благотворном влиянии растительности на человеческую психику.

— (7)Был ли у вас, — спросил меня однажды Леонтий Назарович, — какой-нибудь интересный случай, касающийся цветов и растительности? (8)Очень я люблю такие истории.

(9)Я рассказал ему об одном голландском рыбачьем посёлке. (10)Мы приехали туда в сумерки. (11)Северное море шумело у широкой дамбы. (12)Тусклый туман расползался над водой. (13)Из этого тумана доносился печальный звон колоколов на плавучих бакенах. (14)В тесной гавани на рыболовных ботах были развёрнуты для просушки разноцветные паруса, штабелями лежали пустые бочонки из-под рыбы, и женщины и дети, одетые во всё чёрное, стучали по булыжной набережной деревянными туфлями ‒ сабо́.

(15)Быстро темнело. (16)На дамбе зажёгся старый маяк и начал равномерно швырять по горизонту вертящийся луч своего огня. (17)Вслед за маяком на дамбе невдалеке от посёлка вспыхнул сотнями огней ночной ресторан со стеклянными витринами. (18)Сюда приезжали кутить из Гааги, Амстердама и даже из Брюсселя. (19)Мы подошли к ресторану. (20)Около него стояла огромная грузовая машина, окружённая толпой детей. (21)Лакеи во фраках выгружали из машины вазоны с гиацинтами.

(22)Свет маяка проносился над цветами, и они казались совершенно фантастическими по своей окраске. (23)Там были гиацинты точно из воска и старого золота, из бирюзы и снега, из красного шёлка и чёрного бархата.

(24)Дети смотрели на цветы как зачарованные. (25)Высокий шофёр стоял, прислонившись к капоту машины, и будто нечаянно толкнул одного из лакеев. (26)Лакей уронил вазон. (27)Шофёр поднял золотой гиацинт с комом земли, отряхнул землю и протянул цветок худенькой девочке с длинной светлой косой, особенно заметной на её чёрном платье.

(28)Девочка присела, схватила цветок и побежала с ним к посёлку. (29)За ней бросились, смеясь и перекликаясь, все дети.

(30)Луч маяка пронёсся над головой бегущей девочки, рассеянный свет упал на её волосы, и вся эта сцена представилась мне главой из ещё не написанной сказки о бледно-золотом цветке, осветившем своим таинственным огнём рыбачью лачугу.

(31)Лакей в упор посмотрел на шофёра. (32)Шофёр усмехнулся и пожал плечами. (33)Потом они засмеялись, дружелюбно похлопали друг друга по плечу и разошлись.

(34)А в ресторане за матовой стеклянной стеной пел джаз и пахло гиацинтами и травянистой весной.

— (35)Да, — сказал Леонтий Назарович, выслушав этот рассказ, — у нас в жизни человеческой многое ещё не обдумано.

— (36)Что, например? — спросил я.

— (37)Да я всё об этих цветах, — ответил задумчиво он. — (38)Жизнь человеческая должна быть украшена. (39)Обязательно. (40)Цветы и всё прочее, отрадное для души и глаза, должно сопровождать нас на нашем житейском поприще. (41)От этого человек становится великодушнее.

(По К.Г. Паустовскому*)

* Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968) – известный русский советский писатель, классик отечественной литературы.