(1)Была ранняя весна. (2)Вечерняя заря только начиналась, а меж деревьев уже сумерки, хотя листья ещё и не появились. (3)Всё внизу в тёмных тонах: стволы, прошлогодние тёмно-коричневые листья, коричнево-серые сухие стебли трав, даже плоды шиповника, густо-рубиновые осенью, теперь, выдержав зиму, казались кофейными зёрнами. (4)Ветки слегка шумели от лёгкого ветра, жидко и голо они будто ощупывали друг друга, то притрагиваясь концами, то чуть прикасаясь серединой сучьев: жив ли? (5)Верхушки стволов легонько покачивались – деревья казались живыми даже и безлистые. (6)Всё было таинственно-шуршащим и густо-пахучим: и деревья, и листва под ногами, мягкая, с весенним запахом лесной земли.

(7)В уставшем от зимней тягости лесу, когда ещё не распустились проснувшиеся почки, когда горестные пни зимней порубки ещё не дали поросли, но уже плачут, когда мёртвые бурые листья лежат пластом, когда голые ветви ещё не шелестят, а лишь потихоньку трогают друг друга, – до меня неожиданно донёсся запах подснежника! (8)Еле-еле заметный, но это запах пробуждающейся жизни, и потому он трепетно-радостный, хотя почти и неощутим. (9)Смотрю вокруг – оказалось, он рядом. (10)Стоит на земле цветок, крохотная капля голубого неба, такой простой и откровенный первовестник радости и счастья, кому оно положено и доступно. (11)Но для каждого, и счастливого, и несчастного, он сейчас – украшение жизни.

(12)Вот так и среди нас: есть скромные люди с чистым сердцем, «незаметные» и «маленькие», но с огромной душой. (13)Они-то украшают жизнь, вмещая в себя всё лучшее, что есть в человечестве, – доброту, простоту, доверие. (14)Так и подснежник кажется капелькой неба на земле…

(15)А через несколько дней я снова был на том же месте. (16)Небо окропило лес уже тысячами голубых капель. (17)Ищу, высматриваю: где же он, тот самый первый, самый смелый? (18)Кажется, вот он. (19)Он или не он? (20)Не знаю. (21)Их так много, что того уже не заметить, не найти – затерялся среди идущих за ним, смешался с ними. (22)А ведь он такой маленький, но героический, такой тихий, но до того напористый, что, кажется, именно его испугались последние заморозки, сдались, выбросив ранней зарёй белый флаг последнего инея на опушке. (23)Жизнь идёт.

(24)А дома я задумался. (25)Не сон ли это – вчерашний весенний лес с голубыми подснежниками на земле? (26)Что ж: такие сны – божественно целительное лекарство, пусть и временное. (27)Конечно, временное. (28)Ибо если бы писатели проповедовали только прекрасные сны, уходя от серого цвета будней, то человечество перестало бы беспокоиться о будущем, приняв настоящее как вечное. (29)Удел обречённости во времени и состоит в том, что настоящее должно стать только прошлым. (30)Не во власти человека приказать: «Солнце, остановись!» (31)Время неостановимо, неудержимо и неумолимо. (32)Все – во времени и движении. (33)А тот, кто ищет только устойчивого покоя, тот весь уже в прошлом, будь он молодым или престарелым – возраст не имеет значения. (34)Прекрасное имеет свой звук, оно звучит как покой, забвение, но только временное, всего лишь для отдыха; такие минуты никогда не надо пропускать.

(35)Если бы я был писателем, то обязательно обратился бы так: «О беспокойный человек! (36)Слава тебе вовеки, думающему, страдающему ради будущего! (37)Если тебе захочется отдохнуть душой, иди ранней весной в лес к подснежникам, и ты увидишь прекрасный сон действительности. (38)Иди скорее: через несколько дней подснежников может и не быть, а ты не сумеешь запомнить волшебство видения, подаренного природой. (39)Иди, отдохни. (40)Подснежники – <…>, говорят в народе».

(По Г.Н. Троепольскому*)

* Гавриил Николаевич Троепольский (1905-1995) – русский советский писатель.

(1)С течением времени начинаю понимать, что до человека порой может достучаться только совесть, внутренний его голос, он куда действенней, чем бесконечные призывы, требования учителей, воспитателей, даже родителей.

(2)Поступок, совершённый целиком по совести, – это свободный поступок. 

(3)Я спрашиваю себя: а зачем человеку навязали эту самую совесть, ведь никто не мешает отмахнуться от неё, какой от неё прок, если она не приносит никаких выгод, если не даёт человеку преимуществ ни карьерных, ни материальных? (4)Благодаря чему она существует, совесть, которая грызёт и мучает, от которой порой не отвяжешься, не отступишься? (5)Откуда она взялась? (6)На самом деле в течение жизни мы убеждаемся, что она исходит из глубины души и не бывает ложной. (7)Она не ошибается. (8)Поступок по совести не обесценивается, не приводит к разочарованию. (9)Когда я говорю «поступок по совести», мне приходит на память удивительный пример, впечатливший меня надолго.

(10)28 июля 1958 года умер Михаил Михайлович Зощенко. (11)На «Литераторских мостках» партийное начальство хоронить его не разрешило, видимо, высокие начальники посчитали, что недостоин. (12)Им всегда виднее. (13)И рядом не разрешили. (14)Наконец указали (!) похоронить его в Сестрорецке, где он иногда жил на даче.

(15)Гражданскую панихиду проводили в Доме писателя. (16)Вести её поручили Александру Прокофьеву, первому секретарю Союза писателей. (17)Обязали вести кратко, не допуская никакой политики, строго придерживаясь регламента, не позволять никаких выпадов, нагнали много милиции и работников Большого дома. (18)Все желающие в Дом попасть не могли, люди заполонили лестницу, ведущую к залу. (19)Большая толпа осталась на улице. (20)Радиофицировать не разрешили. (21)Слово дали Виссариону Саянову, Михаилу Слонимскому, его другу времён «Серапионовых братьев».

(22)Церемония заканчивалась, когда вдруг, растолкав всех, прорвался к гробу Леонид Борисов. (23)Это был уже пожилой писатель, автор известной книги об Александре Грине «Волшебник из Гель-Гью», человек, который никогда не выступал ни на каких собраниях, можно считать, вполне благонамеренный.

(24)Наверное, поэтому Александр Прокофьев не стал останавливать его, тем более что панихида проходила благополучно, никто ни слова не говорил о травле Зощенко, о постановлении ЦК, словно никакой трагедии не было в его жизни, была благополучная жизнь автора популярных рассказов.

(25)«Миша, дорогой, – закричал Борисов, – прости нас, дураков, мы тебя не защитили, отдали тебя убийцам, виноваты мы, виноваты!»

(26)Надрывный тонкий голос его поднялся, пронзил всех, покатился вниз, люди передавали друг другу его слова, на улице толпа всколыхнулась.

(27)Александр Прокофьев не посмел нарушить ритуал. (28)Рыдая, Леонид Борисов отошёл.

(29)Я возвращался домой с Алексеем Ивановичем Пантелеевым, он говорил: «Слава Богу, хоть кого-то допекло, нашёлся человек, спас нашу честь, а мы-то, мы-то…»

(30)Что это было? (31)Борисов не собирался выступать, но что-то прорвалось, и он уже не мог справиться с собой, это было чувство нерассуждающее, подсознательное, неспособное выбирать. (32)Это была совесть, совесть взбунтовалась!

(33)Бессовестность сегодня многие стремятся оправдать: «Ничего не поделаешь, таково наше общество». (34)Можно, конечно, считать, что наше общество унаследовало советскую мораль, когда никто не каялся, участвуя в репрессиях, когда поощряли доносчиков, стукачей.

(35)Но при чём тут совесть? (36)Она относится к личности, она принадлежит душе, единственной, неповторимой, той, что нас судит.

(По Д.А. Гранину*)

* Даниил Александрович Гранин (род. в 1918 г.) – русский писатель, общественный деятель.

(1)Старая деревня с её тысячелетней историей уходит сегодня в небытие. (2)А это значит – рушатся вековые устои, исчезает та многовековая почва, на которой выросла вся наша национальная культура: её этика и эстетика, её фольклор и литература, её чудо-язык. (3)Деревня – наши истоки, наши корни. (4)Деревня – материнское лоно, где зарождался и складывался наш национальный характер.

(5)И вот сегодня, когда старая деревня доживает свои последние дни, мы с новым, особым, обострённым вниманием вглядываемся в тот тип человека, который был создан ею, вглядываемся в наших матерей и отцов, дедов и бабушек.

(6)Ох, немного выпало на их долю добрых слов! (7)А ведь именно на них, на плечах этих безымянных тружеников и воинов, прочно стоит здание всей нашей сегодняшней жизни!

(8)Вспомним, к примеру, только один подвиг русской женщины в минувшей войне. (9)Ведь это она, русская баба, своей сверхчеловеческой работой ещё в сорок первом году открыла свой второй фронт, тот фронт, которого так жаждала Красная армия. (10)А как, какой мерой измерить подвиг всё той же русской женщины в послевоенную пору, в те времена, когда она, зачастую сама голодная, раздетая и разутая, кормила и одевала страну, с истинным терпением и безропотностью русской крестьянки несла свой тяжкий крест вдовы-солдатки, матери погибших на войне сыновей!

(11)Так что же удивительного, что старая крестьянка в нашей литературе на время потеснила, а порой и заслонила собой других персонажей? (12)Вспомним «Матренин двор» А. Солженицына, «Последний срок» В. Распутина, героинь В. Шукшина, В. Астафьева и В. Белова. (13)Это не идеализация деревенской жизни и не тоска по уходящей избяной Руси, как с бездумной лёгкостью и высокомерием вещают некоторые критики и писатели, а наша сыновняя, хотя и запоздалая благодарность.

(14)Это стремление осмыслить и удержать духовный опыт людей старшего поколения, тот нравственный потенциал, те нравственные силы, которые не дали пропасть России в годы самых тяжких испытаний.

(15)Да, эти героини малограмотные, наивные и чересчур доверчивые, но какие душевные россыпи, какой душевный свет! (16)Бесконечная самоотверженность, обостренная русская совесть и чувство долга, способность к самоограничению и состраданию, любовь к труду, к земле и ко всему живому – да всего не перечислишь.

(17)К сожалению, современный молодой человек, взращённый в иных более благоприятных условиях, не всегда наследует эти жизненно важные качества. (18)И одна из главнейших задач современной литературы – предостеречь молодежь от опасности душевного очерствения, помочь ей усвоить и обогатить духовный багаж, накопленный предшествующими поколениями.

(19)В последнее время мы много говорим о сохранении природной среды, памятников материальной культуры. (20)Не пора ли с такой же энергией и напором ставить вопрос о сохранности и защите непреходящих ценностей духовной культуры, накопленной вековым народным опытом…

(По Ф.А. Абрамову*)

* Фёдор Александрович Абрамов (1920-1983) – российский писатель, литературовед, публицист; один из наиболее ярких представителей «деревенской прозы» – значительного направления советской литературы 1960-1980-х годов.