ФРАГМЕНТЫ ИСТОЧНИКОВ

А)

«8 сентября, в тихое солнечное предвечерье, болтался на дворе. Воздушная тревога, обычная. В чистом небе появились самолёты...

Понял, что это немцы, удивлялся, что все целы и идут ровно, как на прогулке. Ближе к вечеру в районе Лавры в небо поднялось огромное чёрное облако. Слух прошёл — горят Бадаевские склады, где чуть ли не всё наше продовольствие. Я не ходил, но люди, слышал, сгребали ручьи из сгоревшего сахара.

С того первого дня блокады тревоги были каждый день, вернее — вечер. С немецкой педантичностью в 20.30 начинался первый налёт. С небольшими передыхами тревоги продолжались до полуночи...

Когда начался голод, в бомбоубежище ходить перестали. В ночные тревоги съёживался под одеялом и слушал. Сначала, после того, как отвоет сирена по радио (трансляция работала всю войну), — тишина, потом в небе слышен характерный прерывистый гул немецких «юнкерсов», потом вступает хор зенитной пальбы, заключительные аккорды взрывов фугасных бомб. Мысли одни — пронесёт или...»

Б)

«Я почему-то была уверена, что всё будет хорошо. Мне не приходило в голову, что мы умрём. В начале, когда тревогу объявляли, мы не обращали внимания — играли на улице. Потом, конечно, стали бояться. Ночевали несколько раз в убежище… Нас эвакуировали в конце марта. Интересно было, как нас вывозили. Через озеро ехали на грузовике. Лёд опустился, сверху была вода. Люди все — большинство хорошие. Женщины посадили нас, детей, в серединку.

Ехали под обстрелом, но было полное равнодушие — нисколько не страшно. Перед нами машина ушла под лёд, но я это не видела, только слышала, как об этом говорили».