— Диалектика — вещь сложная, — спокойно возразил Гирин. — Вот, например, может быть и такая диалектика: живём мы ещё в далеко не устроенном мире, ещё сильна всяческая дрянь, и ваша болевая сыворотка преотличнейшим образом может быть использована для неслыханных пыток. А что касается секретности, то Вам, научному администратору, должно быть известно, что секреты в науке лишь отсрочка, тем более короткая, чем более общей проблемой Вы занимаетесь. И <...> это на фоне успехов нашей анестезиологии выглядит неважно.

— Какую ерунду Вы городите! — не сдержался профессор. — Так, по-Вашему, некоторыми вещами нельзя и вовсе заниматься!

— Есть вещи, которыми нельзя заниматься, пока не будет лучше устроено общество на всей нашей планете, — подтвердил Гирин, — и учёным следует думать об этом. Меня тревожит, например, не слишком ли много кое-где развлекаются с энцефалографами и с лазерами.

— Ну и что?

— А то, что ряд крупных американских физиологических лабораторий занят усиленным изучением прямого воздействия на определённые участки мозга. Вызывают ощущения страха или счастья, полного удовлетворения — эйфории. Пока у крыс и у кошек, но мостик-то ведь узок!

— Послушать Вас, так я вредной вещью занят?

— Я думаю, что так.

— И Вы не хотите работать в моей лаборатории именно по этой причине?

— Прежде всего по этой.

Профессор некоторое время собирался с мыслями и подавлял негодование.

— Вот какой Вы! Но другой работы мы не найдём для Вас в институте! Приглашение, которое Вам послали, мы аннулируем! — крикнул профессор вслед уходившему.

(По И. Ефремову)